Медовый месяц - Ирина Лобановская Страница 26

Катя Полонская мучилась и выбивалась из последних сил, чтобы привлечь к себе драгоценное внимание Саши Гребениченко. Но пока у нее получалось плохо. Да и как выделиться среди одинаковых, безликих, как шахматные пешки, совершенно однотипных одноклассниц в коричневых форменных платьицах и черных фартуках?

Унылая школьная форма убивала Катю, тяготила, как хроническая, никак не поддающаяся лечению болезнь. Катя старалась искупить обезличку яркими чулками и модной обувью, компенсировать красивыми шарфиками, курточками и пальто, броскими перчатками, дорогими сумками и украшениями… Конечно, в школе все это не приветствовали, не поощряли и смотрели на Катины дополнения косо. Там с трудом мирились даже с Катиным маникюром, но ведь никто не может запретить модную шубку, которую купила мама! Это уж, хочешь не хочешь, учителям перенести придется. Не идти же Кате домой в январе в одном коричневом платьишке с фартучком!

В общем, плутоватая Катя быстро и легко нашла выход из положения. Она надевала кольца и серьги только на улице, там же набрасывала на себя кашне и надевала шляпки… Даже подкрашивала губы. Модернизировалась и приобретала совсем иной облик, чем в школе. И тогда особенно энергично старалась попасться Саше на глаза.

— «Выходила на берег Катюша…» — комментировал эти заходы грубый Санька Наумов.

— Зря пыжишься, деловая! — сказал он ей на днях. Ему не нравилась эта юная чванная самовлюбленная особа, усиленно старающаяся охмурить его приятеля. — У Сашки уже есть кудрявая любовь! Зовут Люськой.

Катя встретила оглушительное известие со стоическим мужеством умудренной жизнью дамы и тотчас состроила глазки Наумову, которого на дух не выносила.

— Ну и что? — сказала она с видом опытной, прожженной кокетки. — Отобью запросто! А кто она?

Саня фыркнул. Он с удовольствием и злобной радостью представил, как могут сцепиться в смертельной схватке эти две довольно бойкие, разбитные и цепкие мамзельки.

— Кто бы ни была, тебе, фика-фека, ее не одолеть и не победить! — с наслаждением причиняя Кате боль, категорично заявил Саня. — Поскольку ты, наряжалка, ничего не соображаешь и не понимаешь главного. Суть не в ней, а в Сашке. Он влюблен в Людмилу до потери пульса. Усекла?

И подумал: «Съела, кукла?! Отбить она собралась, боевая! На-кась, выкуси!»

Но гордая Катя держала фасон до последнего и все равно осталась невозмутимой и словно непробиваемой, хотя удар оказался слишком тяжелым.

— Все проходит! — философски заметила она. — И большая любовь тоже! Кроме того, по-моему, ты врешь! Выдаешь желаемое за действительное. Не так уж он влюблен, как ты стараешься мне тут разрисовать!

Катя одарила Саню ненавидящим взглядом и важно удалилась.

Дома вечером она разразилась новой истерикой. Заслышав, что мать открыла дверь в квартиру, Катя приняла готовность номер один и тотчас бурно заревела, едва Неля Максимовна разделась и заглянула в комнату дочки.

— Он влюблен в другую!! — прорыдала Катя, не дожидаясь вопросов ужаснувшейся матери. — Ты мне обещала все объяснить! Но ничего до сих пор не сделала! Тебе на меня просто-напросто наплевать!

— Доченька! — в полном отчаянии пролепетала Неля Максимовна. — Ты требуешь невозможного… Неужели ты собираешься с ним спать?! Ведь ты ведешь речь именно об этом… И я должна тебя этому обучать?! Ужас какой-то… До чего я дожила…

Катя взглянула на мать опухшими от слез злыми глазами и кое-как вытерла обреванное, хорошенькое даже сейчас личико.

— Но ведь кто-то должен детей обучать! Сами-то они ничего не знают! И кто справится с этим лучше, чем родная мама? А если для того, чтобы его заполучить, есть лишь один способ… — Катя призадумалась. — С ним нужно обязательно спать… Как та девка… Тогда я согласна. Но мне нужно во что бы то ни стало добиться своего и выйти за него замуж! За него одного — и ни за кого больше!

Мать растерянно уставилась в пол. Еще недавно она смутно надеялась, что такой уж серьезной проблемы нет, у Кати просто первая влюбленность. И не надо паниковать, отчаиваться и принимать всерьез ее просьбы и желания соблазнить какого-то незнакомого старшим Полонским юношу. Но теперь поняла, что сильно ошиблась. Все значительно серьезнее, чем она себе представляла.

— Я и наряжаюсь, и крашусь, и кокетничаю… — продолжала Катя. — Чего я только не делаю… А он все равно ноль внимания! Ему хоть бы хны! Значит, у меня остается один-единственный выход…

В ее голосе прозвучало настоящее страдание. В этот миг ей действительно казалось, что, если она не получит своего, жить станет незачем.

— Раз ты не можешь или не хочешь мне ничем помочь и ничего объяснить, я буду действовать самостоятельно! Но только потом не предъявляй мне претензий и не обвиняй свою дочь ни в чем! Ты сама отказалась от меня!

Катя не могла дольше мучиться и пережевывать свои обиды и свою отверженность. Ей требовалось срочно, как можно скорее — иначе слишком невыносимо — все изменить, разорвать, сломать гнетущее состояние из-за паршивого Сашки Гребениченко. Жить так дальше Кате казалось не под силу. Мать, очевидно, этого не понимала или не желала понять. И Катя помрачнела и замкнулась. Никакой радости тряпки сами по себе ей не приносили. Они были необходимы постольку-поскольку, тоже неразрывно связаны с Сашей. Все эти выкрутасы с одежкой и краской — ради него одного. И потерпеть полное поражение?! Такого Кате не вынести, с этим она не в состоянии примириться!

Вечером мать решила посоветоваться с мужем. Он, директор крупного универмага, всегда возвращался домой очень поздно, усталый, и жена до поры до времени проблемами дочери его не тревожила, думая, что справится своими силами. Но в одиночку у нее ничего не получалось, и пришла пора посвятить Полонского в семейные тайны.