Немного сумасбродства не помешает - Лора Райт Страница 26

Когда принесли первые блюда, Кэрри, взглянув на них со смешанным чувством радости и удовольствия, не смогла скрыть своего удивления:

— Пицца?

— Я думал, ты любишь пиццу.

— Обожаю. Это потрясающе! Весь вечер потрясающий.

— Пицца и Тиффани. Классический Нью-Йорк.

Они ели и беседовали. О работе, о путешествиях, о семье. До этого Трент мало что говорил Кэрри о своем детстве. И сейчас он с увлечением рассказывал Кэрри о своей любимой няне, об их веселых прогулках по городу и о том, как однажды они отправились в Стейтен-Айленд, заблудились, никак не могли найти переправу, чтобы вернуться, и вынуждены были заночевать в доме кузена няни.

— Это было лучшее время в его жизни, — сказал он Кэрри и добавил: — Кроме, может быть, настоящего времени.

Она улыбнулась и откусила еще кусок пиццы.

Когда зазвонил телефон Трента, они говорили о художественных работах матери Кэрри. Трент не стал отвечать на звонок. Через некоторое время телефон звякнул, оповещая о сообщении.

— Извини, пожалуйста, — он просмотрел сообщение.

— Все в порядке?

— Ничего срочного. Один из моих ассистентов берет свободный день.

— Один из твоих ассистентов? Я думала, что ассистент всегда один.

— У меня их четыре.

— Вот это продвижение!

— Может, это и безумие, но все они необходимы. Объем работы с момента моего назначения увеличился втрое. Я вовсе не жалуюсь. А эта ассистентка оставалась допоздна, чтобы подготовить материалы, которые были мне нужны с самого утра.

— Да. Хорошо, что она прислала сообщение. Очень профессионально.

Он почувствовал нотку напряжения в голосе своей жены. Убирая телефон, взглянул на нее:

— Я очень хотел, чтобы нас никто не прерывал сегодня, но, к сожалению, свободный день для главы АМС — непозволительная роскошь.

— Понимаю, — Кэрри уткнулась в тарелку.

— Да, я тебя понимаю. Наверняка это раздражает. Ты по-прежнему уверена, что хочешь жить со мной?

Она сделала вид, что задумалась. Потом засмеялась и сказала:

— Абсолютно!

Трент потянулся к ней через стол и взял ее руку.

— В этом я с тобой.

Кэрри немного помолчала и наконец кивнула:

— Я знаю.

Потом рукой показала вокруг себя:

— Поверить не могу, что ты все это устроил.

— Все для тебя.

Она переплела свои пальцы с его и широко улыбнулась.

— Ты счастлива, Кэрри?

— Я с тобой, Тенфорд. И да, я счастлива! А теперь, может быть, ты передашь мне красный перец?

— О боже мой, господи…

— Ты собираешься разглядывать эту штуку всю ночь?

— Не называй ее штукой.

Они лежали в постели. Трент читал, Кэрри не отрываясь, разглядывала кольцо на своем пальце, как будто это был новорожденный и она хотела сохранить в памяти его лицо. Трент взглянул поверх очков.

— А это разве она?

— Да, и сейчас ты ранишь ее чувства.

Он фыркнул, взял руку Кэрри в свою.

— Ты чудик, но мне так хорошо, когда ты счастлива.

— Счастлива, и вовсе не хочу когда-нибудь снова быть несчастливой.

Трент стал рассматривать кольцо — очаровательную решетку из бриллиантов, — которое он выбрал для Кэрри, увидев, что она почти со слезами смотрит именно на него через витринное стекло.

— Оно очень… прости, пожалуйста, она очень скромная, непритязательная.

— Но ведь и я не та девица… типа… ну, которые носят огромные бриллианты. Это кольцо — я, это кольцо — мы, это кольцо — совершенство!

Она повернулась к нему, проехав ногами по его пижамным брюкам. Это было ее обычное движение, и она знала, что Тренту это очень нравится:

— У тебя превосходный вкус! — похвалила она.

— Я тут ни при чем, но все равно спасибо, — он обнял ее.

— А твое тебе нравится?

— Да, но еще больше нравится то, что ты выгравировала.

— Да, конечно, — она прочистила горло и драматически продекламировала: — «На день, на год, навсегда». Черт побери, здорово! Я молодец, — засмеялась, посмотрела на него и спросила: — А ты не передумал? Насчет навсегда?

— Ты имеешь в виду, после того, как наблюдал твои беседы с кольцом и узнал, что это она? — усмехнулся Трент. — Удивительно, но не передумал.

— Какой ты хороший парень, — улыбнувшись, Кэрри сняла с него очки. — Люби меня сейчас.

— Шшш… — он тут же навис над нею, — но как же эта решетка? При ней нельзя…

— Она все поймет. И она очень любит понаблюдать.

— Хмм. Боже, да она извращенка!

Их губы сомкнулись.