Свидание вслепую - Сандра Мэй Страница 26

Обиднее всего было то, что никакого внешнего эффекта все эти таблетки, экстракты и пилюли не давали, оставалось только надеяться, что на самом деле в организме Хелен на полную катушку запущен процесс полного оздоровления.

Люсиль Барлоу посетила Хелен на излете кампании по похудению, острым глазом заметила упаковку с иероглифами, спрятанную впопыхах за банку с кофе, но виду не подала, а принялась трещать без умолку. Рассказала все местные новости, пару смешных историй со своей новой работы, а уже перед уходом заметила:

— Представляешь, миссис Паркинсон с Розовой улицы попала в больницу с пищевым отравлением.

— Да что ты! Чем же она так?

— Ох, такая глупость, даже стыдно рассказывать. Одним словом, у нее… ну, сложный возраст. И она влюбилась.

— Миссис Паркинсон?!

— Говорю же, сложный возраст. Короче, он моложе ее на восемнадцать лет, и она решила омолодиться. На пластическую операцию у нее нет денег, так она выписала себе кучу восточных средств и стала пить их горстями…

Хелен с подозрением уставилась на подругу, но Люсиль и бровью не повела.

— …И вот результат! Еле откачали. А все потому, что нынешние дамы хотят стать фотомоделями, не вставая с кресла. Но ведь так не бывает, сама понимаешь. Калории можно сжечь только одним способом — физической нагрузкой. Наши бабушки это знали, потому и ездили на велосипедах и собирали рассыпанные спички. Бедная миссис Паркинсон. Ну все, пока.

Результатом этой встречи с Люсиль стал заказ велотренажера. Именно его и доставили в дом Хелен Стоун в расписном фургоне.

К этому времени переписка с абонентом 8479 шла уже полным ходом. Все самое трагическое из собственной жизни они уже друг другу поверили, теперь пришел черед более мирных тем. Хелен и ее неведомый адресат знакомились все ближе, узнавали о пристрастиях друг друга, предпочтениях в музыке, книгах, еде, спорте, живописи — одним словом, прекрасная дружба все крепла и крепла.

Занятия на велотренажере, поначалу обеспечившие Хелен постоянную и сильную боль во всех без исключения частях тела, неожиданно начали давать результаты. Однажды, вынося мусор, она едва не шагнула за порог не только своего дома, но и собственных джинсов, и только тогда обратила внимание на то, что они давно уже перестали врезаться ей в тело и давить на талию, болтаясь отныне где-то в районе… скажем, бедер.

Появившаяся в выходные Люсиль мимоходом сообщила, что ее кузина Сесили, манекенщица из Ланкашира, совсем свихнулась на собственной фигуре и по утрам бегает в резиновых трусах, чтобы обеспечить «проблемным зонам» «парниковый эффект». Хелен навострила уши — и к вечеру того же дня «парниковый эффект» её проблемным зонам обеспечивали целлофановые пакеты, намотанные на эти самые зоны.

Самое же интересное, что вся эта битва с собственным телом начала доставлять Хелен истинное удовольствие. Увидев воочию результаты, она приободрилась, приободрившись — начала думать о будущем. Нет, она вовсе не стремилась как можно скорее увидеться со своим анонимным другом, но он превратился для нее в некий символ, в далекую мечту, ради которой отныне и совершались все подвиги.

Вскоре — а именно через три месяца после начала интенсивных занятий — Хелен Стоун вернулась к своей прежней форме. Пицца и кока-кола были с презрением отвергнуты, на их место пришли салат, парное мясо и соки. Исчезли апатия и лень, теперь Хелен чувствовала себя сильной, бодрой и готовой к разнообразным свершениям.

Люсиль, с удовольствием наблюдавшая за преображением подруги, не дремала. Однажды за чаем она вдруг наморщила свой задорный носик и подозрительно огляделась.

— Фу!

— В каком смысле — фу?

— Тут… чем-то пахнет. Сильно.

— Не говори ерунды. У меня в холодильнике мышь повесилась. Мусор я выношу каждый день.

— Да нет, не протухло, а как-то… слушай, дом отсырел, вот что это такое.

— Люсиль, ты фантазерка. Что это он не отсыревал все пятьдесят лет, а сейчас взял и отсырел?

— Ха! А знаешь ли ты, что дома, в которых не живут люди, разрушаются всего за пару лет?

— Так я же живу!

— Ты живешь в спальне на первом этаже, в гостиной и на кухне. Кстати, в гостиной, где стоит твой паровоз, пахнет как в спортзале. А второй этаж и вовсе пустой. Ты туда хоть раз поднималась?

— Там свалка.

— Так разбери ее.

— Для этого понадобится экскаватор. А что, сильно пахнет?

— Ну сейчас же зима, окна закрыты… Ладно, побегу, масса дел. Может, в следующий раз ты ко мне? Мама с папой будут рады.

— Спасибо. Возможно. Лучше пока ты заходи. Я как-то отвыкла от людей…

После ухода Люсиль Хелен в задумчивости походила по первому этажу дома, принюхиваясь и недоуменно пожимая плечами. Вроде бы ничего особенного, хотя воздух, конечно, спертый… И второй этаж — она действительно туда совсем не поднимается, а ведь именно там ее детская комната, там же спальня родителей, маленькая игровая. Там же и комната тетки Сюзанны, вот уж где бардак, наверное…

Хелен легла спать, и во сне ей привиделся ясный весенний день, живые, смеющиеся мама и папа, дождь из вишневых лепестков и ощущение счастья. А потом приснился Клайв. И они занимались любовью.

Во сне Хелен была и похожа, и не похожа на себя в жизни. Она не видела себя отчетливо и ясно, скорее, это были ее ощущения от себя самой.

Волна белокурых волос, небывало длинных и густых локонов укрывает ее, словно плащом. В темноте жемчужным блеском светится нагое тело.

Вокруг темно и как бы ничего нет, но разгоряченная кожа ясно ощущает что-то мягкое и теплое — не то летний луг, напоенный солнцем за день, не то необъятное любовное ложе, застеленное теплым мехом какого-то животного, не то мох в сосновом лесу…

Клайв лежит рядом с ней, его сильные руки обнимают ее, его тело прижимается к ее телу, и она ясно видит его лицо — такое любимое, красивое, смуглое лицо корсара, и горят на этом лице темные костры его глаз, а в них — любовь и страсть.

Руки мужчины скользят по телу женщины, ласкают, настаивают на чем-то, изучают, поглаживают, стискивают…

Губы слились с губами, дыхание стало учащенным — и единым, и вот уже кровь закипает в их жилах… И становится общей, как и биение сердец сливается в один ровный глухой гул.

Золотые искры вспыхивают под стиснутыми веками, на припухших, искусанных губах рождается счастливый стон — ее, его? Глаза у той Хелен, во сне, тоже закрыты, но лицо Клайва все равно видно отчетливо, словно этот образ впечатался навеки в ее мозг, ее сердце, ее душу.

У него большие, сильные, теплые руки, она отдается их ласкам с восторгом, упоением, она словно плывет в теплых волнах невидимого океана, и качка становится все сильнее, дыхание перехватывает, и вот уже сплетенные тела любовников возносятся на немыслимую и невидимую вышину, туда, к звездам, и небо распахивается навстречу океану, такое же невидимое и бездонное, но они точно знают, что это небо, потому что нет ни границ, ни тверди, ни времени, ни пространства…