Пленительные объятия - Ферн Майклз Страница 26

— Позаботься, Пегги, — сказал Синклер, — чтобы леди чувствовали себя здесь комфортно. Это сеньорита Кордес, а это ее экономка — фрау Хольц.

Пегги сделала реверанс, буквально съежившись под пристальным взглядом суровой немки.

Тайлер проводил Сирену в гостиную, расположенную направо от просторного фойе.

— Ну, что вы об этом думаете? Удачен мой выбор или нет?

— Более чем удачен! — искренне призналась Сирена. — Дом просторный и по-настоящему роскошный. Даже в Кадисе у меня никогда не было ничего подобного. А какая мебель! Великолепно! Кругом бархат, парча, все совершенно в моем вкусе!

— Моя мать будет рада услышать, что вы одобрили ее выбор, — счастливо улыбнулся Тайлер. — Из-за этого дома она несколько недель находилась в состоянии сильнейшего волнения. Однако если здесь найдется что-нибудь такое, что вам не понравится, то вы так прямо и говорите, ничуть не боясь обидеть ее.

— Если и весь дом выглядит так же, как эта гостиная, баронессе нечего волноваться. Скажите своей матери, что я очень довольна и, наверное, сама бы не смогла сделать ничего лучше. Пожалуйста, передайте ей, что при первой же возможности я навещу ее, чтобы лично выразить свою признательность.

— Она будет просто счастлива! — сказал Тайлер, едва отважась прервать свою собеседницу — настолько он был очарован ее легким испанским акцентом и взглядом дивных изумрудно-зеленых глаз.

Когда Тайлер наконец удалился, пообещав быть у нее послезавтра к ужину, Сирена обратилась к фрау Хольц с распоряжениями:

— Прежде чем мы наконец завершим нашу поездку, договоритесь с лакеем, чтобы он доставил багаж с корабля и рассказал команде, где нас можно найти. У меня нет желания снова трястись через весь город в экипаже, тем более если на улицах и впрямь, как сказал Тайлер, творятся бесчинства.

Оставив экономку выполнять поручение, Сирена поднялась по лестнице, решив осмотреть свою комнату. Проинспектировав несколько роскошно обставленных спален, испанка нашла в левом крыле второго этажа просторное помещение, представляющее собой нечто среднее между опочивальней и гостиной, которое, судя по всему, именно ей и предназначалось. Комната, заботливо украшенная всякими милыми безделушками, выглядела уютно и женственно и располагала к отдыху.

Наконец-то оставшись наедине со своими мыслями, Сирена села на диван, и плечи ее безвольно опустились. Как ей остаться собой в этом роскошном доме? Как жить дальше в качестве сеньориты Кордес, делая вид, будто брака с Риганом никогда не было? Что ей здесь делать? Зачем она сюда приехала? Из-за Ригана? Именно он, Риган, стал смыслом ее жизни, именно он подразумевался в каждом ее слове, угадывался в каждой мысли…

Завтра, как только она проснется и оденется, Сирена поедет на холм Святого Дунстана, разыщет ван дер Риса в его конторе. Черт с ними, с этими уличными хулиганами! Она заставит его поговорить с ней, сказать, глядя ей в лицо, что он больше ее не любит, что она не нужна ему. Да, Сирена должна услышать это из уст самого Ригана. Тогда, только тогда она поверит этому… Но пока встречи не произошло, еще можно мечтать и надеяться, что они оба просто не поняли друг друга и что ошибка исправима.

Хотя Сирена чувствовала себя крайне усталой, она не могла сомкнуть глаз и немного отдохнуть. При мысли о скорой встрече с Риганом у нее начинало тоскливо сосать под ложечкой и кружилась голова. В ту минуту, когда испанка увидела офис ван дер Риса, она поняла, что обязательно туда поедет.

Сеньорита Кордес устало откинулась на спинку дивана. Мысли ее были полны Риганом. И даже когда ее наконец одолел сон, в воспаленной дремотной дымке ей виделся высокий мускулистый мужчина с волосами цвета спелой пшеницы…

* * *

В течение считанных часов фрау Хольц взяла в доме под контроль все то, что в принципе могло составить ее владения. Твердым голосом она отдавала прислуге приказания и властно размахивала руками, чтобы все знали и видели, насколько серьезны ее намерения.

— Горе тем, — добавила суровая домоправительница, — кто окажется нерадивым или, что еще хуже, будет пренебрегать своими обязанностями!

Закончив тираду, немка потребовала поднос с легким завтраком для Сирены и понесла его вверх по лестнице. Увидев, что госпожа все еще спит, фрау Хольц на цыпочках вышла из комнаты и, присев на стул возле двери, апатично, как-то незаметно для себя, съела весь завтрак и отнесла поднос обратно на кухню. Экономка решила, что этот дом, вернее люди в нем, ей не нравятся. И где, черт возьми, Якоб?

Когда с корабля прибыл багаж, вместе с ним явился в числе сопровождающих и кок, что весьма удивило фрау Хольц. Она спросила Якоба, как тот отважился покинуть свой драгоценный камбуз, и старик довольно небрежно, почти рассеянно ответил, что не мог доверить кому-либо поклажу капитаны, а поэтому отправился, так сказать, вместе с обозом, желая лично удостовериться в том, что все будет доставлено в целости и сохранности. И хотя фрау Хольц проворчала, что ей совершенно не нужно, чтобы Якоб околачивался вокруг дома и путался под ногами, она тем не менее была рада увидеться с другом. Как раз теперь время для этого настало. Ну куда он мог запропаститься? Возможно, ей удастся завлечь его поиграть в шашки, хотя Якоб знает, что она жульничает, и наверняка не побоится рассказать об этом ее подчиненным… Фрау Хольц тряхнула поседевшей головой и решила, что лучше будет остановить свой выбор на картах.

Она отыскала Якоба в оранжерее, являющейся своеобразным продолжением кухни. Кок бессмысленно бродил между грядок с садовым совком в руках, и на его сморщенной старческой физиономии были написаны явная растерянность и замешательство.

— Фрау Хольц, — сказал он сурово, — нет ничего такого, чего я не знаю о море, о кораблях и в особенности о камбузе. Однако о цветах мне ровным счетом ничего не известно, кроме того, что они красивые на вид и иногда хорошо пахнут. Вот, — проговорил Якоб и протянул немке изящный цветок, — я думал только о тебе, когда срезал его. Думаю, что это английская роза.

Едва коснувшись пальцами усеянного шипами стебля, фрау Хольц испустила негромкий вскрик.

— Ах ты кусок старой морской соли! — прошипела она.

— Я же предупреждал, что это растение напоминает мне тебя, — беззубо осклабился Якоб. — Такое же острое и колючее, как твой язычок, и все-таки столь же прекрасное, как ты сама!

Фрау Хольц залилась густым румянцем.

— Ах, шел бы ты прочь, старый дурак! — воскликнула она, махнув фартуком так, словно отгоняла от себя назойливую муху. — Конечно, кроме как попусту болтаться в оранжерее, тебе здесь делать нечего! Неужели ты не видишь, что уже начинает темнеть?! Я думала, например, что мы сможем поиграть в карты или просто поболтать о чем-нибудь. Боюсь, однако, что здесь не очень-то этим займешься, — с несчастным видом добавила экономка.

Якоб проникся сочувствием к этой женщине с суровым лицом.

— Ты можешь побеседовать со мной в любое время, когда только захочешь. Но пока мы еще не убрались отсюда, скажи, как ты думаешь, что я собирался делать в этой стеклянной клетке?