(не) твоя тайна, или Разбуди мою страсть - Вероника Касс Страница 26

Достала из шкафчика банку с чаем, затем глиняный чайник для заваривания и, закинув в него два засушенных цветка, залила их кипятком.

— Вот это у тебя запасы, Виктория.

— Мама посылки постоянно из дома присылает, — отмахнулась я, доставая чашки, — может, эти? — ехидно спросила, демонстрируя мужчине маленькие чашечки. — Раз уж ты тут за чайную церемонию ратуешь.

— Нет-нет, спасибо, для меня такая тара… ну, знаешь, маловата будет.

Ева рассмеялась, глядя на нас, и мне стало опять не по себе. Я вела себя как истеричная особа, и это при дочери.

— Как вам новый мамин цвет волос? — спросила Ева Виталия, присев на стул напротив него.

— Мне очень нравится, Ева, — мягко произнес Самойлов, а я поставила чайник на стойку, громко стукнув им о столешницу.

— Простите, — произнесла притворно мягко и села рядом с Виталием.

И воцарилось молчание. Ева попеременно смотрела то на меня, то на Виталия, а мы оба, по всей видимости, глазели на нее.

— Что-то с вами как-то тухло.

— Ева! — я возмутилась и в этот же момент почувствовала чужую руку на своем бедре. Вет крепко сжал ладонь, а я прикусила губу.

— Просто мне как-то неловко, Ева, — улыбнулся Самойлов, — не доводилось раньше общаться с подростками.

А по нему и не скажешь. Не назвал Еву ребенком, она это обязательно оценит. Уже правильный ход.

— А сколько вам лет? Явно же, что вы уже не молоды. И у вас что нет детей? — Я зажмурилась, досадуя на ее беспардонность. Ведь я воспитывала ее, прививала культуру поведения. Старалась. Но сейчас Ева была прямая как палка, хотя хитрить она научилась, наверное, еще с младенчества. — Или ваши дети еще маленькие?

Я распахнула ресницы и уставилась на дочь, та смотрела на Виталия с вызовом. Вот же ж.

— Нет, мои дети не маленькие, есть взрослая дочь, о которой я ничего не знал. И еще в самом ближайшем будущем появится, надеюсь, сын.

Он совсем того?

Нет, ну это надо же додуматься такое ей сказать. И какой еще будущий ребенок? Если он намекал на меня, то точно свихнулся.

Пока я негодовала, Вет и Ева играли в самые настоящие гляделки. Пристально осматривали друг друга, оценивая, примеряясь. Бельчонок сейчас казалась безумно взрослой, и я испугалась, что она и правда уже выросла. Ей всего восемь, она не могла так скоро стать взрослой.

Я потянулась за пряником, чтобы хоть как-то остановить панику, грозящую меня затопить, но даже взять в руку сладость не успела.

— Мама, ты беременна?

— Нет! — выкрикнула я и тут же прикрыла ладонями лицо.

Сумасшествие, самое настоящее сумасшествие.

— Ева, а ты очень сообразительная девочка.

— Что ты несешь! — зашипела я на мужчину и вцепилась в руку, по-прежнему лежащую на моей ноге, вдавливая в кожу мужчины ногти, вымещая пылающие во мне злость и недовольство.

Самойлов повернулся ко мне и опять выгнул свою чертову левую бровь. Мол, что ты мне мешаешь, говорил его взгляд. Захотелось дать ему по лбу.

Я вдавила ногти еще сильнее. И проговорила одними губами: «Уходи». Его поведение выходило за грани дозволенного.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вы мой папа, да?

Пока мы прожигали с Самойловым друг друга взглядами, дочь сделала контрольный выстрел. Спрашивая как бы у мужчины, она обращалась ко мне.

Бах — и мой мозг взорвался на миллион мелких частичек. А Виталий задорно улыбнулся и повернулся к Еве.

— Вот, сообразительная, как я и сказал. Очень.

Да он же специально! Закидал мою белочку намеками. А она ведь только и рада зацепиться за них и сразу же поверить, ведь мужчина ей понравился, это было заметно сразу.

Глаза наполнились влагой, а в горле встал ком. Как все быстро. Неправильно. Глупо.

— Мама? — прозвучал тихий голосок дочери с такой затаенной надеждой, что я не сдержалась.

Слезы потекли настоящей рекой. Бельчонок так ждала ответа. Господи, я и не думала, что моей девочке настолько сильно хотелось иметь папу.

Нужно было всего лишь разлепить пересохшие губы и произнести одно слово из двух букв, короткое, звучное и такое судьбоносное сейчас для нас.

Ведь я уже приняла это решение. Конечно, нужно было все куда лучше обдумать, взвесить, как-то подготовиться, но…

— Да, — прошептала я. Голос пропал, в горле запершило, а глаза заволокло пеленой мутных слез.

И, как ни странно, самым страшным было не соврать дочери сейчас, а подвергнуть ее возможным последствиям. Вдруг она полюбит мужчину, а он наиграется в семью и бросит нас.

Часто задышала, пытаясь успокоиться. Я понимала, что Самойлов говорил о серьезных вещах, о бумагах и родителях, и, значит, он не даст заднюю. Но ведь пока были лишь слова и ничего официального, никаких бумаг, кроме того адового контракта.

Я откинула руку Виталия, наконец-то вытащив из нее свои коготки, и, соскочив со стула, обошла барную стойку.

— Иди ко мне, родная.

Доча спрыгнула и уткнулась мне в грудь, зашмыгав, я гладила ее по медным струящимся волосам и смотрела на Самойлова, пытаясь понять, разобраться, что же сейчас творилось в его голове.

— Это правда? — сквозь всхлипы спросила Ева, а я, прищурив глаза, поймала взгляд Виталия.

Немой вопрос, требующий обязательного ответа.

Мужчина тяжело сглотнул, как будто ему не хватало воздуха так же, как и мне. А затем кивнул. В его взгляде не было смятения или нерешительности, лишь твёрдая, непоколебимая уверенность. Уверенность в том, что он прав. И я поверила в мужчину, доверилась своему природному чутью и, облегченно прикрыв глаза, прошептала Еве на ухо:

— Правда, милая, правда.

