Нож Равальяка - Жюльетта Бенцони Страница 26

Когда спустя несколько дней флорентийский посол явился к королеве с выражением соболезнований, она говорила ему в присутствии свидетелей ее торжества:

— Все было как в раю, не правда ли, господа? Церемония моей коронации красотой своей напоминала божественную гармонию небес!

Как не описать ее?

В церкви были воздвигнуты девятнадцать рядов скамей, и на них в строгом соответствии со знатностью и титулами заняли свои места принцы и принцессы крови, кардиналы, епископы, коронные военные и так далее. Что касается принцесс крови, то беарнец надеялся на этом торжестве соединить полезное с приятным и потребовал присутствия на коронации принца и принцессы Конде, но в очередной раз получил молчаливый отказ. Зато в церкви присутствовала королева Марго, блистающая драгоценностями, словно оклад, и еще более белокурая, чем обычно.

Генрих, защищаясь от напастей судьбы незлобивостью, во время церемонии улыбался всем и каждому. Он наблюдал за праздником из застекленной ложи, сооруженной неподалеку от главного алтаря, где вместе с ним находились архиепископ Реймсский, герцоги д'Эпернон, де Беллегард, де Монбазон и де Рец, а также господа дю Белле, де Вик, де Курси... и де Праслен!

Вне себя от изумления, барон де Курси открыл уже было рот, но де Праслен опередил его:

— Нет, нет и нет! Вы не станете мне выговаривать, как только что выговаривал граф де Сент-Фуа, недовольный использованием своих офицеров не по назначению и требовавший их немедленного возвращения! Как и ему, я отвечаю вам, что они по-прежнему в Брюсселе и по-прежнему служат королю! Их деятельность — государственная тайна!

— Государственная тайна! Господи боже мой! Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться о вашей тайне! Миссия их состоит в том...

— Может быть, вы оба помолчите немного, — сурово предложил король, обернувшись. — Вы мешаете мне получать удовольствие!

Благородные дворяне застыли в растерянности. Удовольствие? Но ведь еще накануне Его Величество считал коронацию катастрофой?

Однако нельзя было отрицать, что эта коронация существенно отличалась от прочих. С самого начала никто не совестился нарушать суровый протокол. Посол Флоренции сцепился с голландским и венецианским послами, ухитрившись не только неучтиво толкнуть своих коллег, но еще и обозвав их «морскими животными». Те не спустили ему оскорблений и не остались в долгу. Послов пришлось разнимать. Едва только было покончено с этим недоразумением, как посол Венеции, здороваясь с послом Мадрида, обратился к нему запросто: «господин посол». Испанец, имя которого было дон Иниго де Карденьяс, претендовал на титул «превосходительства» и в ответ мазнул венецианца шляпой по лицу. У венецианца пошла носом кровь, и он в ответ двинул испанца кулаком по лицу.

Как только среди дипломатов, если только можно было назвать так этих господ, снова воцарился мир, подала свой голос архитектура: плита, которая закрывала вход в крипту, где покоились короли Франции, треснула, что вызвало крайнее негодование героини дня и необходимость срочно замазывать трещину. Но еще больше огорчил королеву самый главный момент церемонии. Мария только что получила от кардинала де Жуайеза помазание святым елеем, после чего ей вручили Скипетр справедливости. Дофин с сестрой Елизаветой, разодетые в атлас, затканный золотом, принесли столь вожделенную Марией корону, и кардинал возложил ее на склоненную голову Ее Величества. Но то ли потому, что Мария пошевелилась, то ли потому, что ее свежевымытые волосы были слишком скользкими, корона чуть было не упала, и королеве пришлось подхватить ее, чтобы она не оказалась на земле. Все очевидцы этого неприятного момента невольно замерли, но церемония все же завершилась без дополнительных неурядиц. Толпа, ожидавшая у входа, разразилась радостными возгласами, обращенными к королеве, и была вознаграждена дождем золотых монет с профилем той, что могла теперь стать регентшей в отсутствие своего супруга. Король первым назвал ее этим титулом, разумеется, в шутку, но никто не понял, почему Генрих то и дело повторял, показывая на дофина:

— Господа, вот он, король!

Лоренца, сидя среди придворных дам, наблюдала за церемонией с чувством неотступной тревоги и поделилась своими опасениями с графиней Клариссой, когда все они возвратились в Лувр, чтобы принять участие в празднестве.

— Вы можете считать меня суеверной флорентинкой, — сказала она, — но мне эта коронация очень не понравилась.

— Не думаю, что у флорентиек патент на суеверие, я целиком и полностью разделяю ваше чувство. Во всем, что там происходило, я вижу предзнаменование. Если Марии де Медичи суждено стать регентшей, для французского королевства это не будет благом. Однако пойдемте. У меня есть вопрос, который я хочу задать своему дорогому брату.

Они приблизились к барону, который в амбразуре окна беседовал с Беллегардом, держа в руке бокал с вином. Нисколько не заботясь о том, что прерывает мужскую беседу, графиня спросила брата:

— О чем вы говорили в Сен-Дени с господином де Прасленом? Глаза у меня уже не те, что были когда-то, но я узнала его с первого взгляда.

— В самом деле, в ложе короля присутствовал господин де Праслен, у которого я попытался узнать, где находится мой сын. Он ответил мне, что Тома по-прежнему в Брюсселе вместе с де Буа-Траси, поскольку порученная им миссия еще не выполнена.

— Тогда почему вернулся де Праслен?

В беседу вмешался Роже де Беллегард:

— Де Праслен возглавляет одну из четырех гвардейских рот и сегодня непременно должен был быть здесь, даже если дежурство несет полк де Витри. Но я полагаю, что он приехал за новыми инструкциями и скоро вернется обратно, потому что дела там обстоят по-прежнему плохо. Принцесса по-прежнему находится под строгим наблюдением во дворце эрцгерцога, но письма ее читать и перехватывать не осмеливаются, и она беспрестанно жалуется и зовет на помощь своего героя.

— Во всяком случае, не советую вам расспрашивать де Праслена, — вздохнул барон. — Он загородится от вас государственной тайной, как сделал это в моем случае.

— Государственная тайна! Слишком громкие слова для любовной истории.

— Которая, не больше и не меньше, привела к войне. Де Праслен, я думаю, поручил двум своим «помощникам» в ожидании прибытия короля продолжать наблюдения за жизнью дворца и за перемещениями прекрасной дамы. Не забывайте, что Его Величество отправится в путь в сторону Голландии 19 мая, и с ним будет довольно многочисленная армия, куда более мощная, чем ему понадобилась бы для освобождения Юлиха, — произнес главный конюший. — С королем отправится даже де Сюлли с казной в восемь миллионов.

— Значит, совсем скоро Мария де Медичи станет регентшей! Господи, спаси и сохрани!

— Не будем впадать в панику. Она получит титул, но не власть. Будет сидеть во главе Совета, назначенного королем. В Совете пятнадцать человек, и королева имеет право только на один голос, свой собственный. Так что не стоит так уж тревожиться, дорогая баронесса, — произнес де Беллегард, обращаясь к Лоренце. — Зато как приятно, что совсем скоро вы снова увидите своего мужа!