Бешеные коровы - Кэти Летт Страница 25

— Это может оказаться для тебя новостью, Принц Засранец, — рассуждала она, собирая йогурт со своего подноса с завтраком чайной ложечкой, — но пища не усваивается через кожу. Вообще-то ее едят ртом.

В ответ Джек раздраженно размазал комковатое белое вещество по тому, что у него считалось волосами.

— Какая тоска, дорогуша. Боже мой! — пожаловалась она, подавляя зевок. — Кто бы мог подумать, что я буду скучать в обществе молодого мужчины?

Она прижалась носом к окну и стала с жадностью смотреть вверх по реке на зубчатые силуэты здания парламента и щеголеватый Биг Бен. Вокруг нее в Лондоне кипела жизнь. Джек захныкал и сделал себе йогуртовую маску для лица, забрызгав в процессе последнюю чистую одежду Джиллиан. «Умение сдерживать слезы, — вдруг поняла она, — это искусство не плакать, когда ребенок вытирает руки о твоего драгоценного Кристиана Лакруа».

Джек лениво развалился на подушечках, которыми она подперла его на роскошной кровати. На его щеках появились два красных пятна. Вернее, они были там со вчерашнего дня, как и ручеек соплей из его носа. Он жалобно хныкал.

— Слушай, спиногрыз, ничего из это не выйдет. Я сразу сказала твоей матери, что с животными я еще умею обращаться. Когда они тебе надоедают, ты их просто сажаешь в переносную клетку. — Она предложила Джеку его бутылочку с молоком, но он не мог сосать и дышать одновременно. Его вырвало, и он заплакал. Джиллиан почувствовала легкое беспокойство.

— По-моему, парнишка, пришло время тобой заняться.

Чтобы не видеть упрека на его беспомощном детском личике, Джиллиан направилась в ванную, выложенную черным кафелем.

— Дело в том, что ты заболел, а я не знаю, как за тобой ухаживать. — Джек завыл еще громче. — Да ты правда болен! У тебя температура. У тебя даже соска плавится. Видишь? — Она вытянула ее в просвет дверного проема. — Она теперь похожа на плод фантазии Дали.

Джек, по-прежнему хныкая, состроил мину на лице, означавшую «хватит нести чушь». Джиллиан на мгновение задумалась — не могут ли дети чувствовать запах страха?

— Я слишком стара для этого. Честное слово.

Стараясь удержать рвущуюся наружу панику, она повернулась к зеркалу в ванной, чтобы взбить волосы, и остановилась, натолкнувшись взглядом на свое отражение.

— Какой кошмар, это… истощение. Давай поговорим о моей сексуальной жизни. — Она достала средство для разглаживания морщин и нанесла толстые бежевые линии на мешки под обоими глазами. — Мне всегда нравились позиции, в которых женщина играла доминирующую роль, сверху например. Но совсем недавно я поняла, что в этой позе у меня лицо свисает вниз. Получается десять подбородков. Я внезапно ловлю себя на том, что щебечу партнеру: «Нет, нет! Мне нравится миссионерская поза. Миссионерская мне подходит». А когда я лежу на спине, мои груди, несмотря на силикон, съезжают под мышки.

Бросив пушистый халат с монограммой отеля на пол, залитый молоком, она покрыла пудрой кожу между грудями и только потом уложила их в консольный бюстгальтер.

— Всю свою жизнь я настаивала на том, чтобы делать это при зажженном свете для усиления эротичности. Но это было до того, как появился целлюлит. — Она влезла в плотные колготки, которые должны были скрыть паутинки проступивших сосудов. — Я видела, как он отражается в зеркале на потолке! Теперь я говорю: «Нет, нет! Мне нравится с выключенным светом. Когда свет выключен — это хорошо!» Со включенным — только со Стиви Уандером, чтоб ему было неладно.

Она положила ложку сахара в капуччино и стала смотреть на то, как символически оседает пена. Ребенок, снова впав в апатию, посмотрел на Джил мрачно и как-то официально. Этот взгляд тут же заставил ее занять оборонительную позицию.

— Но это должно было продолжаться не дольше нескольких дней, а прошло уже почти три недели! Я сделала все, что было в моих человеческих силах!

Она набросила эксклюзивный пиджак и грустно посмотрела на эполету из рвотной массы на своем плече.

— Менструальные боли я еще как-то могу перенести. Но муки нарушения стиля? От этого, дорогуша, еще никто не придумал лекарства.

Освещенное канделябрами фойе «Савоя» было наводнено серьезными японскими туристами, изголодавшимися по старой, доброй, лубочной мировой культуре. У кассира отвисла челюсть, когда Джил, заявив, что потеряла свои кредитные карточки, спросила, не может ли она оставить своего ребенка в качестве гарантии ее платежеспособности.

— Вашего сына? — переспросил потрясенный служащий.

— Да, в качестве залога, пока я заскочу в банк. Я бы оставила свое обручальное кольцо, — Джиллиан сделала вид, что пытается снять украшение, — да оно село намертво, сами видите. В отличие от моего мужа. — В этом месте Джиллиан блеснула одной из своих охотничьих улыбок, которые она обычно придерживала для сексуального сафари. — Счет у меня довольно большой. — Она добавила в тембр голоса щедрую порцию вазелина и продолжила: — А мы с вами знаем, что размер имеет значение. Я бы не хотела, чтобы вы думали, что я испытываю финансовые затруднения и намереваюсь скрыться. — Осознав, что она по привычке поглаживает Джека по ноге, Джил тут же отдернула руку. — Теперь запомните, — внезапно посуровевшим голосом заявила она служащему, — существуют различные типы плача: от голода, от усталости, от… пусть носильщик спустит вниз мои чемоданы, — оборвала она свою речь.

Джек смотрел на Джил с выражением полного доверия, когда она передавала его совершенному незнакомцу.

Кассир, кроваво-красный от смущения и достаточно вежливый, чтобы сохранять внешнее безразличие, был слишком взволнован, чтобы успеть ответить Джиллиан до того, как она развернулась и, скользнув мимо швейцара в высокой шляпе, выскочила через вращающиеся двери на Странд. Она не оглянулась. Озадаченный служащий поставил переносную кроватку рядом с кассовым аппаратом и вызвал службу горничных. Он не видел, что где-то там, под покрывалом, была прикреплена записка: «Вернуть отправителю: мисс Мэдлин Вулф, тюрьма Холлоуэй».

* * *

Чувство облегчения опьяняло. Скользя между прохожими туманным майским утром, Джиллиан думала, чем же ей себя побаловать. Вернуться в зал «конкорда», чтобы подцепить богача и слетать с ним в Нью-Йорк? Сыграть в «латунные плечи» (так Джиллиан называла процесс трения плечами с богатыми любителями предметов искусства на Сотбис)? А до офисов агентств недвижимости «Белгрейвия» оставалось пройти совсем немного. Дальнейший план действий становился еще сложнее. Было бы неплохо обратить внимание на недвижимость в провинции Дорсет. Как же ей нравились мужчины с чудными поместьями! Эти приятные мысли занимали ее всю дорогу, пока она шла по Странд мимо клуба «Реформистов» и от собора Святого Иакова до Пиккадилли. Для начала она решила выпить бокал ледяного шампанского у «Фортнам энд Мейсон» и просмотреть утренние газеты.

Добравшись до рубрики «Стиль жизни» в «Таймс», она удивилась тому, что у нее не получается наслаждаться жизнью. Она только еще начала осуществлять свой гедонистический список удовольствий, а мероприятие странным образом уже лишилось ощущения радости. Ребенку будет гораздо лучше с родной матерью. Это элементарный дарвинизм. Выживает сильнейший, правда, его нельзя было даже назвать сильным. Именно поэтому он нуждался в правильном уходе! В таком, которым она не могла его обеспечить. Кроме всего прочего, она согласилась присмотреть за ним всего лишь в течение недели. Она ни в чем не виновата. Жизненный опыт, накопленный с помощью школ-интернатов и приемных родителей, оставляет свой отпечаток… Джиллиан с удовольствием принялась себя жалеть. Какие предложения о работе ей пришлось отвергнуть! Какие свидания отменить! Так жаловалась на жизнь победительница Марафонских Забегов С Крестом. Но почему тогда внутри нее все вибрировало, как батут под весом борца сумо?