Таинственный пруд. Том 1 - Виктория Холт Страница 25

— Такие события заставляют нас сознавать, сколь хрупка жизнь.

— Действительно, так и есть. Я намереваюсь отправиться туда и взяться за работу. Уверен, что мы сможем найти древний город.

— А откуда известно, что именно там находится город? — спросила я.

— Это место можно опознать по стенам амфитеатра, хотя теперь там все покрыто закаменевшей грязью, поросшей чахлой травой… Тем не менее, этого достаточно, чтобы установить, что город был расположен именно там. Уже в шестнадцатом столетии натыкались на древние здания, вели кое-какие раскопки, но все это происходило, конечно, без всякого научного обоснования. Бог знает, какие сокровища там еще предстоит открыть.

— По-моему, это чудесная профессия, — сказала Грейс. — Как бы мне хотелось заниматься ею.

— Это тяжелый труд.

— Я достаточно сильна.

— Знаете, Грейс, я дам вам почитать еще кое-какие книги.

Джонни дал ей книги, и вскоре они вели такие дискуссии, в которых я даже не могла участвовать. Впервые я вдруг осознала, что еще остаюсь ребенком, в то время как Джонни и Грейс уже взрослые. Мне очень нравилась Грейс, но я предпочла бы, чтобы она не столь неотступно сопровождала нас во время прогулок. Кроме того, мне хотелось бы, чтобы она была не столь умна; похоже, что она и в самом деле стала разбираться в археологии, о которой до прибытия в Лондон не имела никакого понятия.

Я запомнила день, когда мы, возвращаясь пешком домой, встретили людей, идущих с развернутыми знаменами. Мы остановились посмотреть на них. Они что-то пели. Мне было трудно разобрать слова, но Джонни пересказал их мне:

Перед медведем силой похвалиться.

Витают слухи над Британией,

Что «А» в тюрьме со всей компанией.

— Что это значит? — спросила я.

— Эти люди всей душой за войну, — сказал Джонни. — Народ любит, когда война идет где-нибудь вдалеке, ему нравится слушать о славных победах, хотя он не желает выносить тягот, связанных с войной. А эта война идет за тысячу миль от нас, и поэтому она очень нравится. Палмерстон желает сделать Англию величайшей мировой державой. Если кто-то попытается сказать нам хоть слово поперек, он посылает к их берегам наши канонерки, чтобы продемонстрировать силу. Народу это нравится, он любит «старину Пэма», как его называют. Конечно, сейчас он уже седой старик, но в молодости был изрядным повесой. Как ни странно, народу это тоже нравится. Он любит не хороших государственных деятелей, а колоритных. Бедный старый Абердин со своей пацифистской политикой, которая провалилась. Народ осуждает королеву и принца Альберта за то, что Англия недостаточно активно рвется на войну, но это же совершенно несправедливо. Говорят, что русский царь — родственник королевы, поэтому она больше заботится об его интересах, чем об английских. Но в основном вину предпочитают возлагать на принца Альберта, называя его изменником.

— Значит, он и является тем самым «А», который «угодил в тюрьму»? — спросила Грейс.

— Вот именно, но все это, конечно, чепуха. Ни в какой тюрьме Альберт не сидит, но, кажется, рано или поздно мы объявим войну России.

* * *

На следующий день в статье, появившейся в «Монингпост», мистер Гладстон подчеркнул достоинства принца и заявил о глупости тех, кто возводит на него напраслину. Джон Рассел и Бенджамин Дизраели произнесли по этому поводу речи в парламенте, причем речь последнего называли блестящей. Говорили, что статья мистера Гладстона произвела глубокое впечатление на людей.

Тем не менее угроза войны висела в воздухе. Англия послала России ультиматум, в котором говорилось, что если она не вернет Турции аннексированные территории, Англия будет вынуждена объявить войну. Когда на ультиматум не последовало ответа, правительству оставалось лишь одно: объявить войну.

Удивительно, как быстро люди способны менять свои взгляды. Теперь Мэтью был полностью согласен с этим решением. Видимо, это объясняется влиянием дяди Питера. Но изменил свои взгляды и Джонни: теперь он считал, что необходимо дать русским урок и спасти бедных турок от агрессивного соседа.

Страну охватила лихорадка. Все считали, что война закончится в несколько недель. «Скоро русские узнают, что бывает с теми, кто считает, что имеет право нападать на своих соседей. Они узнают, что такое — вызвать гнев могучей Британии», — говорили люди.

* * *

Это было в апреле, а в мае мы вернулись в Корнуолл. Жизнь вернулась в обычную колею. Здесь мало говорили об отношениях между Турцией и Россией. Всех, скорее, интересовал вопрос, каким будет урожай в этом году и продержится ли хорошая погода до 24 июня, дня летнего солнцестояния. Дождь, как по заказу, задержался до этого праздника, а потом начал лить как из ведра. Такое частенько случалось в Корнуолле, и, как сказала миссис Пенлок, если уж в этот день начало лить, так будет лить без конца. Начали строить предположения относительно того, не выйдет ли река из берегов, и что произойдет, если это совпадет с высоким морским приливом. Некоторые поля уже затопило, и у соседей-фермеров царило замешательство.

Потом появились новости, более беспокоющие меня.

К нам в гости приехали Пенкарроны, и мать попросила меня спуститься в кухню и спросить миссис Пенлок, не забыла ли та, что мистер Пенкаррон терпеть не может сардин. Миссис Пенлок любила начинать обед с блюда, которым особо гордилась, и даже в тех случаях, когда мать просила не делать этого, она пыталась каким-нибудь образом подать его на стол. Оно состояло из рыбы, приправленной растительным маслом, лимоном и каким-то соусом, относительно которого миссис Пенлок хранила молчание. «Рыба в помаде», — так она называла это блюдо, и, насколько я понимала, такой была ее версия произношения «фу-мадо» — «блюдо для испанского дворянина», что напоминало о присутствии в этих местах испанцев, которые после поражения испанской армады спаслись на этом побережье. Некоторые испанцы сумели выжить и смешаться с местным населением.

Когда я спустилась в кухню, там шел оживленный разговор. Миссис Пенлок говорила:

— Вы лучше подумайте, народ ничего зря не болтает. Это все так и идет из поколения в поколение. Я-то знаю, что это правда, да и многие слышали, как эти колокола звонят.

Я почувствовала опасность, как всегда, когда разговор заходил о пруде.

Что правда? — спросила я.

— Да насчет дождя — льет и льет. Этот пруд… да вы знаете, Святого Бранока, весь переполнился. Ну, вот, смыло там землю, и говорят, что все правда. Там и впрямь остатки старого монастыря. И куски камня, и всякая всячина вылезла из земли. Говорят, прямо все и видно… куда уж ясней. Настоящая стена… старая каменная стена…

— Вы имеете в виду, рядом с прудом?

— Так вот, о чем я и говорю. Все это из-за дождя. Землю-то моет, так и получается. И вот, говорят, теперь стена. Тут уж, говорят, не ошибешься.

Я напомнила ей о сардинах.