Семейные узы - Даниэла Стил Страница 25

Разве мог он понять, какой отверженной чувствовала себя Лиз, оставшись без родителей? Конечно, у нее чудесная тетка, но вырасти с мамой и папой — совсем другое. Лиз так и не справилась с болью потери. А ребенку еще больнее, если мама и папа по доброй воле отсылают его прочь.

— Мои родители погибли. А Дамьен может подумать, что вы оба его бросили. Я всю свою юность страдала из-за потери родителей. Даже винила их в том, что они умерли. Я люблю свою тетю, она была нам как мать, но все же она не мать, а тетя.

— Позже мы все ему объясним, — улыбнулся Жан-Луи и закурил «Житан». — Франсуаза не хочет бросать карьеру. На этом уровне она сможет работать всего несколько лет. Нельзя бросать карьеру сейчас. Я тоже не могу. Дамьен наверняка все поймет, — самонадеянно заявил Жан-Луи.

Лиз думала по-другому. Кто знает, как отнесется в будущем Дамьен к родителям, которые не пожелали заняться им, а думали только о себе? В каком-то смысле они обращались с ним как с игрушкой. Лиз еще острее осознала, насколько она благодарна Энни за все ее жертвы. Невозможно представить, во что превратилась бы ее, Лиззи, жизнь, если бы внезапно на нее свалилась забота о троих детях, как случилось с Энни в возрасте двадцати шести лет. Лиз решила, что не способна на такое и никогда не будет способна. Это заставило ее еще больше восхищаться Энни.

— Я бы тоже не смогла, — честно призналась Лиз. — Но я и не стала бы заводить ребенка, чтобы не калечить его жизнь.

— Мы и не станем, — заверил ее Жан-Луи, так и не поняв, что речь идет о Дамьене. В этот момент мальчик вошел в гостиную. Мультфильмы кончились. Дамьен проголодался. Жан-Луи выложил на тарелку сыр и паштет, открыл коробку печенья, которую они купили в «Ла Дюре». Дамьена это вполне устроило. У матери он питался в основном пиццей и сандвичами. У отца еда была всегда вкуснее. В целом мальчик не выглядел неухоженным или недоедавшим. К тому же он был весел и общителен. Он рано научился приспосабливаться к взрослым и не причинять им беспокойства. Будь это иначе, его бы давно куда-нибудь отослали. По мнению Лиз, у мальчика была нелегкая жизнь. Своему ребенку она бы такого не пожелала. В доме Энни все было иначе. Тетка приспосабливалась к потребностям племянников, и у Лиз было счастливое, спокойное детство. Энни всегда говорила, что они сделали ее счастливой. Теперь, когда Лиз сама стала взрослой и поняла, как нелегко преодолевать житейские трудности, она как никогда чувствовала благодарность к Энни. Жану-Луи и Франсуазе тоже приходилось нелегко, но расплачивался за это Дамьен. А вот Лиз не пришлось расплачиваться. В сложившихся обстоятельствах у нее было безупречное детство. И даже при таком гандикапе она с трудом строила серьезные отношения. Ни одному мужчине Лиз не говорила, что любит. Не говорила из страха, что он может исчезнуть или погибнуть. Да и вряд ли она когда-нибудь любила. Лиз до сих пор спрашивала себя, что чувствует к Жану-Луи. Конечно, она к нему привязалась, его общество доставляло ей удовольствие, но для нее понятие «любовь» включало в себя нечто большее, некий новый мир, из которого нет возврата. Пока все складывалось иначе.

Она всегда оставляла за собой право решать, продолжать отношения или нет. Пока такая свобода ее устраивала. Она даже представить себе не могла, что у них с Жаном-Луи может быть общий ребенок. А уж в двадцать лет, как случилось с Франсуазой, тем более. Жан-Луи часто говорил, что хотел бы еще одного ребенка, но Лиз и в голову не приходило взять на себя роль матери.

Лиззи поиграла с Дамьеном в карты, потом в новый паровозик, потом Жан-Луи поставил еще диск. В конце концов ангела с зелеными глазами и рыжими волосами сморил сон на кровати отца. Жан-Луи отнес его в маленькую кровать в комнатке, где мальчик спал, когда оставался на ночь у Жана-Луи. Утром предстояло отвезти его к Франсуазе.

Лиз и Жан-Луи провели спокойный вечер за вином и разговорами. Говорили в основном о моде, о знакомых издателях и фотографах, о политике разных журналов, в частности того, где работала Лиз. О карьере каждого из них. Им было хорошо вдвоем, они общались с одними и теми же людьми, работали в одной области, имели общие интересы. Эта связь казалась идеальной, особенно для того, чтобы вместе встретить Новый год.

В постели Лиззи прижалась к Жану-Луи, большего она сегодня не хотела. Ей нравилась эта маленькая квартирка в парижской мансарде, нравился лофт в Нью-Йорке. Они не стали заниматься любовью. Лиззи боялась, что может войти Дамьен, к тому же в квартире была только одна ванная. Правда, Жан-Луи уверял ее, что мальчик спит крепко и никогда не просыпается по ночам, но она все равно боялась нанести ребенку травму.

Утром все проснулись одновременно. Дамьен явился в спальню в той же одежде, что был накануне. Жан-Луи не захотел переодевать его, чтобы не разбудить. Мальчик прыгнул к ним в постель и спросил, чем они будут сегодня заниматься. Отец объяснил, что после завтрака его отвезут к матери, потому что завтра рабочий день и надо многое подготовить.

— А ко мне вечером бабушка приедет! — радостно сообщил Дамьен. — Мама завтра уезжает в Лондон работать. Она там будет пять дней. — Он уже знал все планы и был счастлив увидеть бабушку. — Когда бабушка у нас, мы каждый день едим мороженое, — сказал он Лиззи.

Ее сердце наполнилось сочувствием к малышу. Мороженое не может заменить слишком занятых собой родителей. Она надеялась, что бабушка постарается заполнить эту пустоту.

Лиз приготовила для всех тосты с джемом, а Дамьену сварила еще и яйцо. Жан-Луи сделал кофе с молоком. Он подал его в больших чашках, как делали в старых кафе. Получилось великолепно. Лиз выпила все до капли, а Дамьен перепачкал губы пенками.

К одиннадцати они были в марокканской берлоге Франсуазы на Рю-Жакоб. Дамьен с радостью бросился к ней в объятия, но, прощаясь с отцом, загрустил. Без сомнения, мальчик любит отца. Жан-Луи сказал сыну, что будет в Париже еще две недели и придет его навестить. Ребенок просиял.

Кроме них, в квартире находился мужчина, на взгляд Лиззи, слишком молодой, не больше девятнадцати лет. Через минуту она его узнала. Это был британский манекенщик, с которым в последнее время очень много работал «Вог». Когда появился Дамьен, он встретил его по-дружески. Они болтали, как два ребенка. Дамьен явно хорошо знал молодого человека, которого звали Мэтью Хэмиш. Жан-Луи тоже его знал. Лиз с удивлением отметила, что он раздражен появлением этого молодого человека. Замечания, которые Жан-Луи отпускал в адрес британской модели, выглядели как ревность.

— Ты ревнуешь к нему? — спросила Лиз, когда они вышли из дома Франсуазы.

— Конечно, нет. Мне нет дела до того, с кем она спит. — Когда они приехали, Мэтью лежал на диване в одних джинсах, босой, без рубашки. Казалось, он только что вышел из душа. — Мне просто не нравится, что в жизнь Дамьена входят люди, которые не имеют для нее особого значения.

— Откуда ты знаешь, что он для нее не важен? — с интересом спросила Лиззи.

Жан-Луи явно ревновал. Франсуаза вела себя более лояльно по отношению к Лиз, чем Жан-Луи — к молодому британскому манекенщику. Он почти практически не разговаривал с ним, в то время как Франсуаза поблагодарила Лиз за заботу о мальчике и вообще казалась более дружелюбной, чем при первой встрече.