Последнее лето — твое и мое - Энн Брашерс Страница 25

— Я люблю тебя, — прошептал он ей в волосы.

Можно было это сказать, пока она не слышала.

Он лежал там, постепенно расслабляясь. Биение сердца успокоилось, и он перестал сдерживать дыхание. В голове прояснилось.

Раньше он представлял себе, что если когда-нибудь он, уже взрослым человеком, окажется в Алисиной постели, то произойдет нечто совсем другое, чем в детстве. И действительно, теперь он смотрел на нее иными глазами. Ее близость и аромат творили с его телом такие вещи, о которых он едва ли подозревал в детстве. Если бы он позволил своему воображению разыграться, оно нарисовало бы ему такие картины, которые ему не могли бы пригрезиться в детстве. Но Пол не стал бы давать ему волю, даже если бы оно, воображение, тянуло поводок и вырывалось, подобно недрессированному псу. Пусть даже этот пес протащил бы хозяина целый квартал. Пол мог бы даже на миг совсем потерять рассудок, но не выпустил бы поводка.

Ему на ум пришла одна мысль, которая одолевала его, как повторяющийся тревожный сон, бывающий на грани сна и бодрствования. «Может ли любовь быть бесконечной? Можно ли пронести ее нерушимой с детства до возмужания, преодолев взлеты и падения отрочества? Может ли она проявиться на той стороне, как та же самая любовь, но лишь выраженная по-иному? Или же эти два вида любви исключают друг друга, находясь в ужасном противоречии?»

Возможно, дело было не только в том, что ответ сбивал с толку. Может быть, неправильно был поставлен вопрос. Может быть, не существует двух видов любви. Может, их триллионы. Или всего один.

Но сейчас он держал ее в объятиях, перестав беспокоиться о том, чтобы не разбудить. Не открывая глаз, она повернулась к нему и обвилась вокруг него. Она прижалась щекой к его груди. Ее волосы щекотали ему шею и нос. Несмотря на то, что он был слишком большим для ее постели, она сделала так, что он уместился.

Доверие и любовь всегда идут вместе. Он это понимал. Но как сюда закрадывается влечение? Каким образом оно примешивается к любви? Как можно от него убежать, и возможно ли это?

Он не знал, спит ли она или проснулась, однако чувствовал биение ее сердца и пульс в руке, за которую ее держал. Он ощущал твердость ее голени, мягкость бедра. Не понимая, что это значит, Пол чувствовал, как ее кожа, ее тепло и то, что она всегда шла ему навстречу, приводят его в состояние полной расслабленности.

Может, сейчас не так уж сильно все изменилось. Даже с грудями и длинными красивыми ногами она оставалась все той же Алисой. Может, он продолжал держаться за Алису из-за тех самых вещей, которые всегда любил. Конец одиночеству. Прикосновение к телу, которому доверяешь.

Алиса очнулась от одного сновидения, чтобы оказаться в другом. Из-за этого трудно было отличить сон от бодрствования, но, пока грезы продолжались, она не испытывала в том ни малейшей необходимости.

Засыпая прошлой ночью, она так сердилась на него, а теперь его чудное тело прижималось к ней, и гнев улетучился. Когда дело касалось Пола, она никогда не могла вспомнить, куда запропастился ее гнев, даже и в тех случаях, когда обещала себе вернуться и поискать его позже.

Она не открывала глаз. Она дарует ему право отказа. Что, если к обеду он решит все это стереть? В данный момент что-то происходит, и она хочет, чтобы это продолжалось — вот и все. Насколько она понимает, с ней в постели сейчас Дон Ронтано, тренер по теннису, и это здорово!

Так и не открывая глаз, Алиса нащупала низ его футболки и подняла ее наверх. Он мог воспротивиться, если хотел, но она жаждала прикоснуться к его коже. Еще сильнее прижавшись к его груди, она провела рукой по его теплой спине и плечам.

Можно ли ей его поцеловать? Позволит ли он это? Скажет ли он потом, что ничего не было? А может быть, заняться с ним любовью? Может, ей просто раскинуть ноги, позволить войти в себя и удовлетворить ее желание, а потом согласиться с ним, что ничего не было?

Она пододвинулась к нему еще ближе, смело прижавшись бедрами к его бедрам, хотя их разделяли его шорты и ее пижама. Возможно, верхняя часть его туловища этого не хотела, а вот нижняя определенно да. Она немного поерзала вместе с ним. Чье тело может против этого устоять? Глаза она так и не открывала.

«Я спал, — мог он сказать. — Что произошло? Я думал, ты тоже спишь».

Если бы она вот так ему отдалась, стоило бы это того? Господи, если в конце концов Дон Рон лишит ее девственности, не будет ли она чувствовать себя полной дурой?

Она открыла глаза и бросила взгляд украдкой. Это не Дон Рон, и у него глаза не закрыты. Нечестно, что он смотрит, а она нет.

Он поймал ее взгляд. Она почувствовала, как он разжал объятия и отодвинул от нее бедра.

В ней проснулся остаток гнева прошлой ночи, который довольно отчетливо проявлялся в сгибе его напряженного локтя.

Она села на постели, и он тоже сел. У него был такой вид, словно он был удивлен, увидев ее здесь.

Ей хотелось выкрикнуть: «Это ты пробрался в мою постель, а не наоборот!» Но в то же время жалко было терять это настроение. Ведь не все умерло, правда?

Она оглядела его, сидящего на ее постели. Без рубашки, укрытый ее простыней, с неровной стрижкой и страдальческим выражением лица. По крайней мере, выглядело все так, словно они занимались этим. Она с мстительным чувством пожелала, чтобы прямо сейчас в комнату вошел кто-то из ее родителей. Что бы он сказал в таком случае?

Он опустил ноги на пол. Черт бы его побрал, он уже стирает!

«Нельзя стереть то, чего нет», — сказал он как-то.

— Приехала моя мать, — сказал он.

В его дыхании чувствовались винные пары.

Она кивнула. Это кое-что объясняло. Из нее снова хотели сделать палочку-выручалочку, но она больше для этого не годится. Она выросла и сама бедствует. Разве не в этом вся проблема?

— Надолго?

— Только на сегодня.

— А-а. — Алиса вдруг почувствовала, что для разговора о его матери обнажена чуть больше, чем следует — на ней было белье типа бикини и коротенькая футболка. — Как она поживает?

— Все так же.

Кивнув, она скрестила руки на груди.

— Хочешь, чтобы я зашла повидаться?

— Нет, — быстро ответил он. — То есть если хочешь, пожалуйста.

Он встал.

Господи, он снова собирается уйти, и они окажутся как раз на том месте, с которого начали. Сон окончен. Настроение испорчено.

Она смотрела, как он ищет под одеялом рубашку и надевает ее. Она в отчаянии открыла рот.

— В самом деле ничего нет? — спросила она.

Она впилась в него гневным взглядом, словно заставляя спросить ее, как это понимать. Если он это сделает, она его ударит, честное слово.

У него был страдальческий вид, но изворачиваться он не стал.

— Алиса, неправда, что ничего нет.