Подделка - Дженифер Крузи Страница 25

– Эй! – запротестовала Тильда, поворачиваясь. Но на ее губы снова легла знакомая ладонь.

– Заткнись, Бетти, – прошептал ей на ухо Дэви. – В коридоре кто-то есть.

Оцепеневшая Тильда услышала, что дверь спальни медленно открывается. Как же так? Они попросили Гвенни о сущей мелочи, и…

Дэви отнял руку, и она судорожно вздохнула, стремясь подавить страх, который неизбежно приведет к приступу астмы. Он погладил ее по спине, совсем как она гладила Стива, когда хотела его успокоить, и Тильда с колотящимся сердцем прижалась к нему, стараясь не чихнуть.

В комнате со стуком захлопнулся ящик стола. Тильда слегка подскочила и вцепилась в рубашку Дэви. Он снова погладил ее, и Тильда подумала: «Пока я здесь, я в безопасности, никто ведь не знает, что я в шкафу. Никто, кроме него…» – и обняла Дэви, благодарная за его присутствие. Он опустил руки, и они стояли так целую вечность, пока Тильде не стало жарко; а тот, кто был в комнате, продолжал чем-то шуршать и шелестеть. Она почувствовала, как пальцы Дэви скользнули по ее пояснице, распластались… не надавливая, просто легли на спину, горячие и неподвижные, и что-то ударило в солнечное сплетение в ожидании, что он притянет ее к себе. Но этого не произошло. Тильда подняла в темноте лицо, Дэви наклонился ближе, дыхание ее стало прерывистым, и когда он коснулся ее губ своими, она задрожала и сама преодолела последний жалкий дюйм, еще остававшийся между ними. Его руки сжались крепче, и она снова поцеловала его.

Он чертовски хорошо целовался, и у Тильды перехватило дыхание. Но она все же прильнула к нему. И снова не смогла дышать, когда оказалась прижатой к стенке шкафа, охваченная чудесным жаром.

«Мне этого недостаточно», – успела подумать она, выныривая из душной глубины, чтобы набрать немного воздуха в легкие и тут же вернуться за большим, отпустив на волю внутреннюю Луизу или по крайней мере собственную внутреннюю Вилму.

Но тут дверца шкафа открылась, и кто-то принялся рыться в туфлях Клеа, попутно схватив Тильду за щиколотку. Она резко чисто рефлекторно дернула ногой. Нога встретила что-то гулкое, и в этот момент нечто тяжелое брякнулось на дно шкафа.

– Потрясающе! – Дэви отпустил ее, раздвинул одежду на плечиках и встал на колени, чтобы рассмотреть незваного гостя. – Черт бы его побрал!

Он переступил через бесчувственное тело, схватил незнакомца за плечи и вытащил из шкафа. Трясущаяся от страха Тильда выглянула наружу:

– Он мертв?

– Нет. Просто без сознания. Лягаешься, как настоящий мул, Матильда!

– Я испугалась. Он схватил меня за щиколотку.

– На будущее поостерегусь следовать его примеру. Да уж, вот это удар так удар! – хмуро заявил Дэви. – Не знаешь, кто он?

Тильда осторожно нагнулась. Совершенно неизвестный тип, лет тридцати с чем-то: темные волосы, на виске кровоточащая шишка.

– Нет. Никогда раньше его не видела.

– Ладно, – кивнул Дэви и, взяв ее за руку, подтолкнул к выходу. – Уходи.

– Что?! – Тильда даже споткнулась, пытаясь заглянуть через плечо Дэви. – Но не можем же мы вот так его оставить…

– Ты можешь. – Дэви неумолимо тащил ее по коридору к лестнице, сжимая руку, словно стальными тисками. – Все это только что переросло из небольшого приключения в серьезное преступление. Проваливай немедленно, беги домой и ни с кем не разговаривай.

– А как же вы? – запротестовала Тильда, изо всех сил стараясь не скатиться вниз, поскольку Дэви безжалостно продолжал набирать скорость. – Я вас не брошу…

– Очень мило с твоей стороны. – Дэви легким пинком водворил ее в кухню и открыл заднюю дверь. – До встречи.

И не успела Тильда оглянуться, как оказалась на улице, под теплым вечерним ветерком. Ей ничего не оставалось, кроме как побрести домой.

А тем временем Гвен тихо завидовала дочери. Повезло ей: подумаешь, всего-навсего взлом и грабеж! Куда предпочтительнее, чем торчать здесь в обществе Мейсона и Клеа!

– Господи, что за времена были, – мечтательно протянул Мейсон, оглядывая галерею. – В ушах так и звучит раскатистый хохот Тони! Какой был человек!

«Какой был человек…»

Гвен молча выложила перед Мейсоном карточки за восемьдесят восьмой год. Сидевшая напротив Клеа следила за ней, как ястреб. Просто глаз не спускала, и Гвен никак не могла понять, в чем дело.

– Помните его вернисаж неоимпрессионистов? В восемьдесят втором? – спросил Мейсон, улыбаясь Гвен. – На нем был синий парчовый жилет, на тебе – маленькое черное платье и золотые серьги-обручи размером с обеденные тарелки. Никогда не забуду.

Гвен слегка выпрямилась, завороженная воспоминаниями.

– Ты была изумительна, Гвенни, – продолжал Мейсон, лицо которого на миг смягчилось в противоположность окаменевшей физиономии Клеа. – Рассекала толпу, и люди улыбались при виде тебя, а мы с Тони стояли в глубине галереи, у двери, вон там… – Он кивнул на дверь офиса. – …и не сводили с тебя глаз. Знаешь, что он сказал?

– Нет, – покачала головой Гвен, пытаясь удержать в памяти образ Тони – прожженного сукина сына.

– Он сказал: «Я самый счастливый сукин сын на свете», а я ответил: «Уж это точно».

На миг перед ней возник прежний Тони, смеющийся, окутывающий, обволакивающий ее любовью и чувственностью, и Гвен попыталась оттолкнуть его, вернуться к позднему Тони. Отчаявшемуся, потому что галерея дышала на ладан, становившемуся все мрачнее, смеявшемуся все меньше, заставлявшему Тильду рисовать Скарлетов.

– Потрясающий был парень, – повторил Мейсон. – И создал потрясающую галерею.

– Да, – согласилась Гвен. – Здесь все записи восемьдесят восьмого. Именно в том году мы продали работы Скарлет.

– Превосходно! – обрадовался Мейсон, подвигая к себе папки. – Меня всегда интересовало, как живет галерея. Как это Тони все удается. Здание само по себе чего-то стоит, верно? Вложения в недвижимость – всегда самые предусмотрительные.

«Может, стоило отдать его кредиторам за долги? Или просто сжечь, освободив всех разом?» – подумала Гвен.

– А какие еще активы у галереи? – допытывался Мейсон. – Кроме здания и инвентарных описей?

– Э… никаких, – сконфуженно промямлила Гвен. – Картины сдаются на комиссию.

– А доброе имя? – удивился Мейсон.

– Ах да.

Доброе имя Гуднайтов.

– Боже, как я ему завидовал, – вздохнул Мейсон. – Его галерее. Его вечеринкам. Его обаянию. – И, улыбнувшись Гвен, добавил: – Его жене.

Клеа заерзала.

Гвен выдавила ответную улыбку и вспомнила, как Тони представлял ее незнакомым людям:

– Это моя жена, Гвенни.

Как-то ночью она раздраженно спросила его: