Ночная княгиня - Елена Богатырева Страница 25

А в ту пору любовница Мухина присутствовала на балу в Михайловском замке, где ее поразила удивительная брошь, украшавшая костюм великой княжны Марии Николаевны, — золотой мотылек с изумрудными глазами и бриллиантовыми крылышками. То ли страсть к драгоценностям, то ли женский каприз сделали ее несговорчивой, отчего Мухин жестоко страдал. Жена путешественника в ультимативной форме требовала от Мухина невозможного раздобыть ей такую же брошь, а брошь была подарена еще Екатерине Великой каким-то европейским монархом и не имела аналогов в мире.

Герман никак не мог уловить сути интриги, пока наблюдения не привели его к потрясающему открытию. Путешественник, как оказалось, был вовсе не слепец и не дурак, он сам активно поддерживал ходившие о нем слухи. Это была ширма. Чуть не с пеленок в нем проснулась патологическая страсть к коллекционированию редких драгоценностей. Причем, в отличие от других, он никак не афишировал свою склонность, а наоборот, всячески маскировал ее и никому не показывал своей коллекции. Жена же, пылающая той же страстью, пускалась во все тяжкие.

Оповестив Мухина, что обладает копией заветного мотылька, Герман не ошибся. Обер-секретарь предлагал любую цену за сокровище, но Герман в ответ потребовал от него не денег, а определенной услуги, которая «не составит ему никакого труда». После недолгих раздумий Мухин прислал ответ с одним лишь словом: «Согласен».

Оставалось выкрасть из дворца зеленоглазое сокровище. Быть представленным ко двору Герман не мечтал, то есть парадные двери были для него закрыты. Но ведь в таких случаях всегда имеется черный ход…

Иван Ковригин, третий сын дворцового истопника, уродился, как говорится, не в мать, не в отца, а в прохожего молодца. Но молодец был красив и статен, в отличие от батюшки. И когда Ковригин-старший привел сыновей-погодков обер-гофмейстеру, заведующему придворным штатом, тот выбрал Ивана взамен отца. Ковригин-старший пожал плечами: Иван не был работящим и гордости глупой в нем хватало.

Все свободное время Иван проводил в трактире, где и познакомился с удивительным человеком с труднопроизносимой немецкой фамилией. Мужчина был одет просто, но в его одежде угадывался маскарад, чего он, собственно, и не отрицал. Намекнул только что из тайной канцелярии и по долгу службы.

Друзьями они стали в два счета. Немец обычно платил за угощения. А тут, как назло, с отцом оказия случилась. Напали на него как-то вечером возле дома. Ограбить — не ограбили, а стукнули по голове так, что встать он на следующий день не смог. Да и напарник его куда-то запропастился — прямо беда. Пришлось Ивану на работу собираться. А возле дворца встретил он своего приятеля-немца. Рассказал ему о своих несчастьях, и тот вызвался помочь.

Морозы в декабре ударили под тридцать градусов, работать приходилось не покладая рук. Иван в обход всех инструкций привел друга в комнатушку у Фельдмаршальской залы…

План Германа был нагл до безобразия. Прихватив с собой на вахту бутылку вина, он всыпал туда сильнодействующее снотворное снадобье и, как только Иван завалился, похрапывая, на кушетку, заткнул заслонку в печи его кафтаном, подбитым ватой, расположился в зале за портьерой и принялся ждать. Дым распространялся скоро, а когда появились языки огня, Герман занервничал. Он надеялся в суматохе затеряться и проникнуть незамеченным в покои Марии Николаевны.

Он, конечно, и представить себе не мог, что все произойдет настолько быстро. Языки пламени подобрались к потолку, и деревянные перекрытия вмиг превратились в пылающие огненные арки. Лопнувшее зеркало послужило ему сигналом действовать. Услышав крики «Пожар!» и топот ног, он выругался про себя: «Сонные тетери! Хорошо еще не все сгорело…» Когда он добрался до апартаментов Марии Николаевны, там царил переполох, и Герман, мечущийся с ведром в руках, ни у кого не вызвал подозрения. Отыскав зеленоглазого мотылька, Герман позволил себе бесследно исчезнуть…

Он не предполагал, что его затея будет иметь такие разрушительные последствия. И кто виноват, если у этих русских сохранилось печное отопление, тогда как в Европе не то что дворцы, но обычные дома давно обогревались паровым. Пожар полыхал три дня, истребив Зимний дворец императорской семьи…

В результате Герман оказался счастливым обладателем бумаг, подтверждающих его высокое происхождение от графини Нарышкиной, сосланной в Самарскую губернию. А считалось, что она умерла бездетной…

Обер-секретарь Герольдии Мухин после оказанной Герману услуги был найден повешенным в собственном доме. Говорили, что бедняга не смог перенести холодности известной ветреной особы, переключившейся на князя Вяземского, с коим Мухину, безусловно, соперничать не имело смысла.

Известный путешественник не задержался в России долее чем до весны. Говорят, иностранец обладал не только шестым, но и седьмым чувством, и оно подсказало ему, что должно собираться в путь. Он почувствовал чье-то пристальное внимание к собственной персоне… Глядя с корабля на удаляющийся берег, Марцевич клятвенно обещал себе вернуться.

Герман, улыбаясь, смотрел с того же корабля, на котором великий авантюрист увозил бесценные русские сокровища, на Зинаиду на пристани. Зинаида превращалась в точку на берегу и все махала белым платочком.

— Бедная женщина. Вероятно, она провожает близкого человека, и провожает навсегда, — раздался рядом с Германом голос жены путешественника.

— Думаю, он к ней еще вернется, — улыбнулся в ответ Герман, одарив ее обволакивающим нежным взглядом. — Разрешите представиться…