Племянница маркизы - Дария Харон Страница 25

Слезы по-прежнему катились по щекам девушки, нижняя губа дрожала. Несмотря на это, она не опустила глаз под взглядом короля.

— Можете встать и вернуться на свое место, мадемуазель Кальер. Решение мною уже принято. А что касается шевалье и его роли в этом жалком фарсе…

Прежде чем сесть на стул, Мари бросила на де Рассака полный ненависти взгляд.

— …то я спрашиваю себя, как этот человек имел наглость после всего, что случилось, подавать прошение на освобождение от налогов на десять лет и на отсрочку платежа в десять тысяч ливров. Мои предшественники вздернули бы вас на ближайшем дереве, шевалье де Рассак.

— Одно никак не связано с другим, сир, — небрежно возразил он. — Эта девка сама во всем виновата. Если бы не я, то был бы кто-нибудь другой. Я оказался там случайно.

Мари захлопала влажными ресницами:

— Теперь вы видите, сир, что меня оклеветали! И кто? Человек, который не может разобраться в том, предпочитает общество мужчин или женщин!

— Судя по тому, что я видел, он очень даже хорошо определился с этим, — сухо заметил король. — Я хочу положить конец этому отвратительному делу. — Прежде чем продолжить, Людовик перевел взгляд с Мари на де Рассака. — Я прощаю вам долги, месье де Рассак, и передаю оставшиеся пять тысяч ливров, но при одном условии. В течение трех дней вы покинете Версаль, чтобы никогда больше не возвращаться сюда, и возьмете с собой мадемуазель Кальер в качестве своей жены.

Мари не верила своим ушам.

— Сир! — воскликнула она.

— Я ни за что не женюсь на шлюхе, пусть даже королевской! — прервал ее шевалье де Рассак. — Поищите другого дурака, сир! Я готов пойти на любую уступку, но к этому вы меня склонить не сможете!

Король не обратил внимания на резкий ответ своего подданного:

— Тогда вам придется оплатить все долги монетой до конца месяца, иначе все ваше имущество, как движимое, так и недвижимое, перейдет во владение короны.

Мари, которая сидела, вцепившись пальцами в подлокотники кресла, казалось, что она видит страшный сон. Ей нужно поскорее пробудиться! И самым скверным во всем этом являлось то, что король говорил о ней так, будто ее вовсе не было в комнате, словно это дело касалось только его и шевалье де Рассака.

— Решение за вами, месье де Рассак, — спокойно добавил король, соединяя кончики пальцев.

Мари решила вмешаться.

— Сир, вы ведь не можете… выдать меня за этого… наглого… бесстыжего… чурбана. Кроме всего прочего, он же крестьянин, — выпалила она.

Король повернулся к ней и окинул надменным взглядом:

— А что вы из себя представляете?

— Я — племянница маркизы де Соланж, — гордо ответила девушка, а шевалье де Рассак при этом расхохотался.

— Вы — гостья моего дома, — твердо сказал король, — и самым бесстыдным образом злоупотребили моим гостеприимством. Вы покинете Версаль в течение трех дней, с ним или без него, и я запрещаю вам когда-либо в будущем вновь возвращаться сюда.

Мари показалось, что пол под ее ногами превратился в зыбучие пески. Король прогоняет ее, и совсем скоро мечта о беззаботной счастливой жизни лопнет как мыльный пузырь.

— Сир, — прошептала она, — вы не можете так поступить со мной. Все, что угодно, только не это. Я не могу покинуть вас, я… — она запнулась. — Куда мне теперь податься?

— К вашей доброй тетушке, — ответил шевалье де Рассак вместо короля.

Мари мрачно взглянула на него. До нее не дошел весь цинизм его слов.

— Я не могу. Что бы ни случилось, она больше не примет меня. Я на всю жизнь предоставлена самой себе, так она сказала перед отъездом.

— Тогда лучше смиритесь с мыслью, что вам придется выйти замуж за крестьянина, — заметил король.

— Но я не хочу на ней жениться! — решительно воскликнул шевалье де Рассак. — Ни за пять, ни за пятьдесят тысяч ливров! Она бессовестна, хитра и ненасытна, причем во всем.

— Об этом вам надо было думать раньше. Я устал от этих разговоров. Послезавтра в пять часов пополудни во дворцовой капелле вас будет ждать священник. В случае заключения брака он передаст вам шкатулку с пятью тысячами ливров и грамоту об освобождении от налогов на ближайшие десять лет.

В то время как шевалье де Рассак все еще мотал головой. Мари не смогла удержаться от вопроса:

— А что получу я?

Король смерил ее с головы до ног взглядом, от которого кровь снова прилила к ее щекам.

— Доброе имя и статус замужней женщины. Получить и то и другое самой вам будет не по силам, когда я изгоню вас из Версаля.

Мари не сомневалась в правдивости этих слов. Никто не станет о ней заботиться. У нее нет ни крыши над головой, ни друзей, ни денег. Она была настолько уверена в том, что сможет навсегда остаться в Версале, что в последние месяцы даже не пыталась обзавестись здесь союзниками.

Мари взглянула на своего будущего мужа со стороны. С этим человеком она не желала бы провести и дня, не говоря уже обо всей жизни. Но теперь у нее не было выбора. И, судя по разъяренной физиономии шевалье, у него выбора тоже не имелось.

— Хорошо, я согласен, но с одним условием. Я хочу значительно больше, чем десять лет без налогов, — сказал шевалье.

— Вы испытываете мое терпение, — раздраженно заметил король. — Чего же еще вы желаете?

— Освобождения от налогов для меня и всех последующих поколений моих потомков.

Король покачал головой и провел пальцем по усам:

— Почему я должен на это согласиться?

— Чтобы избавиться от нее, сир. Хотя мне непонятно, зачем вы вообще утруждаете себя этим?

— Меня это не удивляет. От такого человека, как вы, я и не ждал ничего иного. Я сознаю свою ответственность. Я забочусь о женщинах, которые подарили мне свою девственность. Я забочусь о детях, которых они мне рожают. Так что все просто.

Мари слышала, как де Рассак шумно вздохнул:

— Она беременна?

Взгляд короля упал на нее:

— Вы ждете ребенка?

Мари не знала, как ей следует ответить, ведь, возможно, в этом было ее спасение. Если она ждет ребенка, то, быть может, король отменит свое решение. Или нет? Точно она сказать не могла.

Молодая женщина покачала головой, надеясь, что приняла правильное решение:

— Не знаю.

— Замечательно! — хмыкнул де Рассак. — Учитывая все обстоятельства, мне кажется, что освобождение от налогов всех моих потомков не такая уж высокая цена, сир. — Он произнес это как оскорбление.

Король взял гусиное перо, лежавшее перед ним на столе, и опробовал его пальцем:

— Эти препирательства весьма утомили меня. Я не хочу исходить из того, что ребенок, которого мадемуазель Кальер предположительно носит под сердцем, может оказаться и вашим. Я король, а не торговец. Я освобожу вас и всех ваших потомков от налогов в случае, если вы возьмете ее в жены. Остальное я уже сказал. Каким бы ни было ваше решение, в течение трех дней вы покинете Версаль. И она тоже. Аудиенция окончена.