Похождения Синдбада-Морехода - Шахразада Страница 25

– Благодарю тебя, повелитель, за столь лестные слова обо мне, недостойном. Единственная награда мною уже получена – это твои слова. Но я передаю тебе то, о чем велел нижайше просить мой повелитель. Дошло до него, что в твоем зверинце живет тигр, белый, как высокие горные вершины и свирепый, как зимние ветра.

– Да, это правда, у меня есть такой зверь…

Мне не терпелось, и я перебил властелина. Быть может, если бы я этого не сделал, судьба моя сложилась по-другому. Не обратил я внимания и на странные искорки, что заплясали в глазах магараджи. Но языка я не удержал, и… Впрочем, не стóит торопиться.

– …и ты просишь его для своего повелителя.

Я молча поклонился, соглашаясь.

– Хорошо, Мореход, ты получишь желаемое. Но будет оплачено и твое усердие. Я сам прослежу за тем, чтобы драгоценная тигрица была собрана в дорогу со всеми надлежащими почестями. Следует также позаботиться и о еде для нее, и о клетке, которая бы не унизила прекрасное и гордое животное. Все это сделаю я сам. Тебе же предстоит приготовиться к тому, что в обратную дорогу придется отправиться уже завтра, ибо необходимо доставить зверя повелителю как можно быстрее. Подобное чудо… не терпит промедления.

И опять я не обратил внимания на странные слова и странный тон магараджи…

– Благодарю тебя, великий! Нет счастья большего, чем счастье понимания. Аллах всемогущий наградил меня в этот вечер тем, что ты понял меня и мои слова правильно. Мое путешествие – это мой долг, моя служба. Я не могу не выполнить повеления своего владыки. И потому твоя забота ценна для меня втройне.

Взошло солнце. Но я не любовался красотами. Толстое глухое покрывало сна накрыло меня с головой, и до заката я пребывал вдалеке от этого прекрасного мира.

Шум в нашем лагере возвестил, что все готово к обратной дороге. Я проснулся и, умывшись холодной и сладкой водой ручья, отправился осматривать и свою награду, и свой караван, отягощенный припасами для невиданного зверя.

Сначала я увидел клетки с птицей, нагруженные на верблюдов. Не менее тысячи кур и гусей теснились за толстыми прутьями. Крупный нар – почти совершенно седой одногорбый верблюд – был увенчан клеткой с царицей каравана – тигрицей. Зверь и в самом деле оказался совершенно белым, а черные широкие полоски придавали ему странный вид. Но самым странным, вернее, страшным, были глаза животного. Не желтые кошачьи, а серовато-голубые, как глаза магараджи. Холодные и оценивающие, бесконечно мудрые и бесстрастно-спокойные. Глаза, которых не должно было быть ни у одного живого существа под этим небом. Золотой ошейник, казалось, не оскорблял, а украшал шею пленницы. Теперь я понял, какую трудную задачу мне предстоит выполнить. Долгие дни пути с прекрасным созданием, которое надо беречь как зеницу ока… Но я взялся – и должен был это сделать. Силы мои укреплялись лишь сознанием того, что моя жена сказала мне перед отъездом: «Твой сын будет ждать тебя. И я вместе с ним». Значит, я должен был вернуться. Целым и невредимым.

И вот караван тронулся. Замолк птичий гомон, в клетке свернулась тигрица… И лишь меланхоличные верблюды без устали шагали по тому пути, который проделывали не один раз в своей жизни.

Двое суток мы пересекали владения магараджи. Потом равнины остались позади, а на горизонте нас ждали две великие реки – Тигр и Евфрат, которые некогда дали жизнь великому, но ушедшему ныне народу.

Наступило полнолуние. Ясная светлая ночь была тиха, степь, освещенная яркой луной, не имела границ… Вот тогда я и вспомнил улыбку магараджи…

Я размышлял о величии звезд над головой и об их всесилии, когда раздался металлический щелчок. В тишине спящего лагеря он прозвучал как гром. Странное оцепенение навалилось на меня. Нет, это было не оцепенение. Я мог и шевелиться, и разговаривать, и размышлять. Но мне не хотелось ничего делать… Не хотелось даже отводить глаз от бездонно-черного неба, утыканного светящимися иглами звезд.

В полусне тяжело вздохнул верблюд. Еще один металлический щелчок и раздавшиеся звуки шагов убедили меня, что это не призрак звука. Кто-то вполне живой, и притом с недобрыми намерениями, идет по лагерю. Пора было поднимать тревогу.

С трудом я собрал силы, чтобы подняться. И в этот миг прохладные женские пальцы, пахнущие лавандой и мятой, накрыли мне губы.

– Не надо, не буди никого. Ночь принадлежит тайнам.

Тихий томный голос, ласковый и певучий, так завораживал, что я просто повернулся, чтобы рассмотреть его обладательницу. Передо мной стояла красавица, которой неоткуда было взяться в этих пустынным местах. Лицо ее светилось алебастровой белизной, черные брови выгнулись высокими дугами над прозрачными серо-голубыми глазами. Где-то я уже видел такие глаза… Быть может, это сестра магараджи, которую он тайком поместил в нашем караване? Но почему она появилась только сейчас, через два дня… И почему так странно одета моя таинственная гостья?

Да, не зря я все-таки был когда-то купцом. Не зря, ибо теперь хорошо разглядел одеяние и украшения незнакомки. Серебристо-белый шелк платья, туго перетянутого на талии черным поясом с золотыми монетами. Кофточка-чоли, излюбленное украшение многих женщин, что надевается под платье, тоже черна как ночь… Головная накидка снежно-белая, а серебряные обручи на ней – черненные. Черные кольца из неизвестного камня на длинных пальцах и серебряные браслеты с такими же камнями. Носки бархатных черных туфелек оканчиваются страшным загнутым когтем.

– Откуда ты? Кто ты?

Она хрипловато рассмеялась, но глаза ее не потеплели. Такой же снежный холод и нездешняя мудрость взглянули на меня из-под густых черных ресниц.

– Не бойся, Синдбад. Я та, кто приходит ночью и невидима днем. Я та, кого не рассмотришь вблизи… Но бояться меня не надо. Я появилась не в наказание, а скорее как награда. Ночь со мной дарует тебе и новый опыт, и новый мир, и такие воспоминания, которыми не многие смертные могут похвастаться.

– Так ты джинния?

– Ну что ты! Я же не дух огня – попробуй, мои руки холодны… Я не дух смерти – почувствуй, как горячо бьется мое сердце. Я не дух воды – мои щеки прохладны, но сухи.

Не пытайся сейчас понять, кто я. Даю слово, вскоре тебе откроется многое. А сейчас отдайся чувствам.

Ее руки обвили мою шею нежно и властно. Губы прижались к губам ласково и требовательно. Тело, что прижалось к моему, было жарким и изумительно совершенным. Такими не бывают обыкновенные женщины. Но она и не была обыкновенной. Перед тем как погрузиться в страсть, у меня только и хватило сил спросить, как же ее зовут.

– Называй меня Майя…

Майей жители страны магараджи называют призрак, который исчезает вдали, стоит лишь протянуть руку. Но моя Майя не исчезала. Ее губы были горячи, плечи нежны, а тело исполнено силы и жажды.

– Коснись меня, – сказала она, словно читая мои мысли.