Не спорь с судьбой - Айрис Оллби Страница 25

— А в каких местах ты росла?

— Графство Покахотас в Восточной Виргинии. — Она грустно вздохнула. — Десять лет назад там примерно на каждые двадцать миль приходилась всего одна семья. Мы к тому же жили высоко в горах, в глухом лесу, где другие не хотели селиться. Семья была в полном смысле слова изолирована от того мира, который принято называть цивилизованным обществом.

— Гарольд как-то упомянул, что твой отец был горцем.

— Когда ему исполнилось двадцать лет, он решил увидеть всю страну. Нанялся на работу в нефтегазовую компанию и дошел до Техаса. Там встретил мою мать, они поженились, и отец увез ее в Восточную Виргинию.

— Его семья все еще живет там?

— Мать и единственная сестра давно умерли. Мой дед был жив, когда мама приехала туда, но скончался до моего рождения. Отец считал себя истинным горцем. Встретив мою мать, он был счастлив прожить с ней всю жизнь в своем горном жилище.

Ее голос начал звучать горько, она не могла справиться с чувствами, навеянными грустными воспоминаниями.

— Вы были очень бедны? — спросил Рейн, пытаясь понять причину ее горечи. Возможно, полное нужды детство привело к душевной травме. — Именно поэтому ты боялась войти в хижину? — Рейн внимательно вглядывался в ее прелестное лицо.

— Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были бедны — в смысле денег, — пояснила Тамара, застегивая лифчик. — Отец за всю свою жизнь не заработал столько денег, сколько я получаю в месяц, они для него ничего не значили.

— Как же вы жили?

Задавая вопрос, Рейн наклонился к Тамаре и головой заслонил солнце. Она посмотрела ему в глаза.

— Отец был бедным, но не ленивым, — сказала она. — Он много работал — обычно от восхода солнца до темноты. У нас была крыша над головой, необходимая одежда, еда. Он ловил рыбу, охотился, ставил капканы на зверя и обменивал наши запасы на то, что мы не могли сделать или вырастить сами. У мамы был огород, на зиму она консервировала фрукты и овощи. О микроволновых печах или посудомоечных машинах мы и представления не имели. У нас даже не было водопровода. Мама готовила на печи, которая топилась дровами, а продукты мы хранили в погребе. В общем, мы жили как в древние времена.

— Тяжело, — мягко заметил Рейн, продолжая внимательно следить за выражением ее лица.

— Да, жизнь была трудной, — согласилась Тамара. — Но мама всегда держалась как настоящая леди с Юга. Она обучала меня правилам этикета, чтению, письму и арифметике, приобрела учебники. Круглый год она заставляла меня заниматься по нескольку часов в день.

— И никаких летних каникул? — пошутил Рейн.

— Я и не подозревала, что они существуют, пока не попала в Техас. Когда речь заходила об уроках, мама вела себя строже полкового сержанта. Мать моего отца вела себя точно так же по отношению к своему сыну, когда он рос, и у моих родителей не было разногласий по поводу моего воспитания.

— А отец учил тебя охотиться и рыбачить?

Тамара кивнула, перебирая травинки. Рейн видел, что воспоминания заставляют ее нервничать, но пока не услышал ничего, что могло бы объяснить причину ее страха и неуверенности.

— Меня постоянно чему-то учили, — сказала Тамара, усмехнувшись. — Жизнь в горах трудная, там можно выжить лишь при условии, что ты знаешь и понимаешь окружающий мир. Родители вырастили из меня человека, приспособленного к выживанию.

— Одинокого человека? Вы что, никогда не спускались с гор, не ходили в гости к соседям? — спросил Рейн.

Он положил ладонь на беспокойные пальцы Тамары, молча предлагая свою поддержку. Она обхватила его руку ладонями и прижала к животу, чувствуя себя в большей безопасности, когда Рейн находился так близко.

— Два раза в год — весной и осенью — отец ходил в старый универмаг, где обменивал наши запасы. Иногда мы с мамой присоединялись к нему. Ближайшие соседи находились довольно далеко от нас. В основном мы жили своей семьей. Когда это было необходимо, к нам приходила акушерка.

— А власти графства? Вы получали какую-нибудь почту, к вам заглядывали правительственные чиновники? Как вы могли существовать, не имея обычных каналов связи с внешним миром?

— Отец не заполнил ни одной налоговой декларации. У нас даже не было адреса или почтового номера. Что касается властей графства или федеральных чиновников, то для них мы просто не существовали. Отец именно этого и хотел.

Рейн подумал, что отец Тамары был мудрым человеком, но ничего не сказал, боясь, что она с ним не согласится.

— Кэти твоя единственная сестра? — спросил Рейн и нахмурился, увидев, как по лицу Тамары пробежала тень.

— Долгие годы я была единственным ребенком в семье, — сказала она, улыбнувшись. — Мой мир вращался вокруг родителей и домашних животных. Когда родилась Кэти, я решила, что умерла и воскресла на небесах. Она была прелестной, очаровательной крошкой. Куклы меня уже не интересовали, поэтому все свое внимание я переключила на нее. Папа шутил, что я вконец измучаю сестренку, если не перестану ее тискать.

— А Кэти помнит родителей?

— Нет, — ответила Тамара снова погрустнев. — Она что-то помнит о нашем путешествии в Техас, о жизни в горах ее память ничего не сохранила. — Тамара благодарила бога за то, что у Кэти не осталось воспоминаний, которые преследовали бы сестренку так же, как и ее саму.

— Несмотря на то, что вы жили так изолировано и ты росла в такой архаичной обстановке, твое воспитание вполне на уровне, — осмелился заметить Рейн, продолжая искать причину ее страхов.

Тамара сжала ладонями его руку и закрыла глаза, думая о прошлом. Нынешнее пребывание в горах воскресило чувства, о которых она, казалось, забыла. Тамара удивилась, вдруг осознав, что не утратила и приятные воспоминания.

Отец был высоким мужчиной атлетического телосложения. Он таскал ее на своих широких плечах, учил плавать, ловить рыбу и даже лазать по веревке. Часто он подхватывал маму на руки и носил по двору. Мама много смеялась. Тамара не помнила, чтобы родители хоть раз повысили голос друг на друга. Открыв глаза, Тамара улыбнулась Рейну.

— Ты прав. Нас любили и пестовали, как это происходит в любой нормальной семье. Меня учили, как надо трудиться и играть, учили отвечать за свои поступки.

— Но? — Рейн придвинулся поближе к Тамаре.

— Но были и плохие времена.

— Настолько плохие, что о них даже трудно говорить? — мягко спросил Рейн.

Яркое солнце, ленивый теплый день и присутствие Рейна под боком — все это успокаивало Тамару.

— Мои родители были здоровыми людьми. Они любили друг друга и не признавали контроля за рождаемостью. У мамы было два выкидыша до моего рождения, пять — между мною и Кэти и два — после Кэти. С каждым разом она становилась слабее, болезненнее, но ей не приходило в голову спуститься с гор и обратиться к врачу. Мама хотела подарить отцу сына.