Севильский любовник - Ева Адлер Страница 25

Зато понятно, почему маму тянуло ко всему, что связано с Испанией. Интересно, ей бабушка правду рассказала, или это просто совпадение?

Что-то слишком много совпадений получается.

Или это судьба была Марианне с детства учить танцы, язык — все, что связано с этой страной? Чтобы однажды встретить Энрике, который изменит ее жизнь всего за несколько дней?

Сколько вопросов — и ни одного ответа. И что делать, непонятно. Но, как всегда говорила бабушка, нужно решать проблемы по мере их поступления. Сейчас главная проблема — не нежданно свалившееся Воронцовой на голову наследство, и даже не Энрике с его странной любовью, начавшейся так пошло и прозаично… Сейчас главное — выбраться из этого проклятого плена и желательно целой и невредимой. И, конечно, узнать, кто стоит за похищением. Тут Марианна была вынуждена согласиться с Энрике в его желании вычислить таинственную донну.

Если, конечно, он снова не врет и сам не является организатором аферы, чтобы каким-то образом завладеть проклятым наследством.

Кстати, а зачем ему деньги? Он ведь и так богат, виноградники и заводы по изготовлению вин, экспорт в разные страны… странно все это. Странно.

За ужином было тихо. Старуха поигрывала своим ножом, глядя в кружку с подогретым вином со специями, ее сынок бренчал на своей гитаре, а новый охранник тенью замер на противоположной от Марианны стороны стола, то и дело бросая на нее задумчивые взгляды. Она же так и не поела — кусок в горло не лез, постоянно тошнило и хотелось вскочить, схватить свою тарелку и опустить ее на голову тому, кто сейчас казался виновником всех ее бед. Разумом она понимала, что он сейчас — ее единственный шанс выбраться из этой деревни, сердце же кричало и негодовало, призывая на голову Энрике все беды мира.

— Я могу сыграть? — Энрике, которого следовало называть теперь Антонио Фернандесом, протянул руку, и сынок бандитки не без колебания отдал ему инструмент. Альберто любил свою гитару как женщину, а может, и сильнее, понимая, видимо, что только она его никогда не предаст, в отличие от ветреных красавиц.

Марианна внимательно смотрела на руки Энрике. Его пальцы казались острыми клинками, что терзают струны, вырывая у них стоны и плач. Он пел старую народную песню, и голос его чаровал и успокаивал. Так и сидела бы вечность, слушая его. Когда Марианна это поняла, нахмурилась. Почему она не может долго на него злиться? Он — предатель! И нельзя этого забывать. И вообще, кто знает, можно ли вообще верить его рассказу, если он и раньше лгал? Может, он виноват в этом похищении, и нет никакой таинственной донны?

Но, с другой стороны, зачем ему было ее похищать, если она и так готова была с ним на край земли и за край? Мог просто жениться на ней, и лишь потом позволить встретиться с поверенными дедушки.

Между тем хриплый голос Энрике не давал сосредоточиться, сбивал и утягивал в колдовской омут.

— У моей Тарары платье белоснежно… да, Тарара, да! Нет, Тарара, нет! Как она танцует, излучая свет… У моей Тарары с фруктами корзина, я прошу подать мне сладких апельсинов… я прошу подать мне розы и жасмины…

Он смотрел так, что Марианне казалось — старуха Санчес и ее сынок все поймут, разгадают игру Энрике, и никогда тогда им не выбраться из этого дома! В глазах его была та беззвездная ночь, в которой танцует у костра гордая цыганка, та ночь, когда по склонам гор спускается дама-луна, чтобы украсть себе ребенка, та ночь, в которой несчастная пленница бежит от жандармов, умоляя ветер помочь, а стройные кипарисы свечами горят в лунном свете… та ночь, в которой однажды Марианна оказалась в объятиях своего страстного испанца.

И за то, что она не могла возненавидеть его, за то, что не могла забыть его поцелуи, и, что самое обидное, хотела их, вот за это все она начинала ненавидеть себя.

Он спел еще пару песен, вызвав слезы на глазах старухи Санчес и завистливый блеск глаз ее сынка, и бандитка не выдержала, зачем-то начала откровенничать, рассказывать о своей юности среди гор, о своем любимом, который похитил ее из деревни, чтобы оставить в своем лагере. Она рассказывала, все больше погружаясь в прошлое, а Марианна вскоре поймала себя на том, что внимательно слушает и уже словно воочию видит ту юную стройную испанку, которой была когда-то старая бруха, чувствует ее боль и ее страх по отношению к похитителю, но постепенно забывает свою жизнь в родительском доме, поддаваясь на очарование бандита. Он хорош, высок и смугл, в его глазах — пламя гор, в его крови — старая Испания, которая сохранилась лишь на страницах книг, в его руках — ее свобода и жизнь. И наступает момент, когда сеньорита готова сама подарить ему все, что бы он ни попросил.

— Вот только с детьми нам не везло, — продолжает старуха, не глядя на сына. — Первенец наш умер. Помощь не пришла вовремя, а врача не было… Пепе, мой муж, должен был привезти его из ближайшего селения. Не успел. Мальчик родился, обмотанный пуповиной. Потом была девочка. Она прожила два месяца. Умерла тихо, во сне, и мы даже не знаем, что случилось… тогда мы скрывались от властей в пещерах… возможно, сырость и холод убили ее, мою Розиту… А вот он выжил! — взгляд, направленный на Альберто, полон жалости и нерастраченной любви. — Но умом повредился. Он же не всегда такой был…

Ее сын смотрит на гитару, которую вернул ему Энрике, и словно не слышит, что там рассказывает сеньора Санчес. Глаза его пустые и стеклянные.

— Он упал, — старуха добавила себе вина из кувшина, не спросив, налила Марианне, — любил лазать по скалам, знал все козьи тропы, я никогда не волновалась об этом ребенке, он же вырос в горах… А однажды что-то напугало его, когда он был на краю скалистого обрыва. Он зацепился за корни старого дерева, это его и спасло. Но испуг не прошел даром. Врачи говорят, что если ему устроить такую же встряску, то, возможно, мозги встанут на место… Но не бросать же его ради этого со скалы! — она горько усмехнулась и выпила. — А вы не чудите! — она строго посмотрела сначала на Марианну, потом — на нового охранника. — Я все понимаю, дело молодое, но если донна будет недовольна, то всем нам головы оторвут. Не пожалеют…

Неужели поняла, что между ними что-то есть? Но как? Марианна потупила взгляд. Они ведь были осторожны!

— Неужели этот риск так оправдан? — медленно спросила она, кивнув Энрике, чтобы он подлил старухе еще вина. Марианна заметила, что на подпитии та бывает весьма откровенной. Этим стоило пользоваться. — Вы не думали, что будет, если донна решит или обмануть вас в итоге, не заплатив, или… вовсе избавится? Ничего ведь не доказать…

— Ее семья всегда держит данное слово, у них хорошая репутация, и ради старухи из глубинки они не станут ею рисковать, — сухо сказала сеньора Санчес. — Я уже говорила — нет у меня другого выхода.

Марианне кажется, или старуха оправдывается? Но не жаль ее, ничуть не жаль, она сама выбрала свою жизнь. Сама осталась среди бандитов, хотя могла до последнего сопротивляться. Но тут же Марианна подумала — ей ли судить? Сама влюблена в обманщика.

— Погодите, — она нахмурилась, пытаясь продумать, как осторожнее предложить бандитке другой выход из ситуации. — Если бы у меня были деньги, и я бы заплатила за свою свободу… вы бы выпустили меня, так ведь? Ведь все это из-за денег?