Не покидай меня, любовь - Шэрон Кендрик Страница 25

В тишине ночи Эмма почувствовала, как слеза выкатилась из-под плотно зажмуренных глаз, и поднялась до того, как муж проснулся, быстро одевшись, чтобы он не увидел ее уязвимости. Пусть Винченцо обманом заманил ее сюда и теперь использует всю свою силу и власть, чтобы принудить ее остаться, но она защитит себя. Она позаботится, чтобы сердце ее не было разбито снова, безжалостно растоптанное мужчиной, который не любит ее.

К тому времени, когда Винченцо появился, зевая и потягиваясь, как сытый кот, Эмма была уже в гостиной и играла с Джино. Муж задержался в дверях, и она увидела, как глаза его вопросительно сузились, когда он заметил на столе пустую кофейную чашку.

Bon giorno, bella [6], — пробормотал он.

Привет.

Его взгляд скользнул по ее лицу, такому бледному сегодня утром, с темными кругами под прекрасными глазами.

— Ты рано поднялась, — мягко заметил Винченцо.

Она старалась не замечать суровой красоты его лица, и это легче было сделать, вспомнив его жесткий ультиматум.

— Возможно, мне следовало вначале спросить твоего разрешения? — холодно проговорила она. — Ты должен рассказать мне, что я должна делать, а чего не должна, поскольку я не очень хорошо знакома с правилами поведения в твоем доме, Винченцо.

Его губы сжались в тонкую линию. Вот, значит, как оно будет, да? Неужели она думает, что сломает его решимость, изображая из себя Снежную королеву? Ведя себя так, словно в ее жилах лед? Что ж, скоро она обнаружит, что его не так-то легко укротить.

Ты не в тюрьме, — сухо бросил он.

Ну, конечно же, нет. — Она послала ему безмятежную улыбку. — Я здесь всецело по собственной воле.

А теперь ты намеренно извращаешь все, что я говорю!

Эмма покачала головой и приложила палец к губам, увидев, что Джино наблюдает за ними, переводя взгляд с одного на другого.

Напротив, Винченцо, я говорю так, как есть. Мы оба знаем, почему я здесь — из-за нашего сына, — поэтому не надо спорить в его присутствии. Если ты твердо намерен построить для него семью здесь, тогда, по крайней мере, давай попытаемся вести себя как можно более мирно. — Если между нами не может быть любви, то, по крайней мере, мы могли бы достичь некоего подобия гармонии.

Эмма...

Вот, возьми Джино. — Изобразив бодрую улыбку, она встала, чмокнула малыша в пухлую щечку и передала Винченцо. — Я пойду приму душ и переоденусь. У тебя есть какие-нибудь конкретные планы на сегодняшний день? Нет? Тогда, думаю, мы могли бы поехать в Трапани. Покатаем Джино в коляске по городу и, быть может, пообедаем в кафе с видом на море. А потом можно заняться уроками вождения.

— Уроками вождения?

У Эммы был вид учительницы, которая только что обнаружила, что ее лучший ученик не понимает элементарных вещей.

Да, конечно. Я ведь не умею водить машину, помнишь? Значит, надо научиться, чтобы я могла перемещаться по острову, когда ты в отъезде.

Но я дам тебе опытного водителя, который всегда будет в твоем распоряжении.

Эмма покачала головой.

— Боюсь, мне это не подходит. Мне нужно хоть немного независимости, Винченцо. — Она твердо взглянула на него. — Позволь мне, по крайней мере, это.

Винченцо нахмурился. В ее словах была логика, и эта логика беспокоила его. Он привык к страсти в отношениях с женщинами — и с Эммой больше всего. И ночью она была страстной, но сегодня утром совсем другой. Он как будто имеет дело с манекеном, а не с женщиной из плоти и крови, которая так восхитительно оживает в его руках.

Черт бы ее побрал!

— Что ж, хорошо. Я договорюсь с кем-нибудь, чтобы давали тебе уроки вождения.

Эмма благодарно склонила голову.

— Grazie [7].

Его рот сжался.

— Prego [8].

Эмма обнаружила, что сокрытие своих истинных чувств стало ее спасением. Куда легче играть роль педантичной жены, чем просто быть собой — слабой женщиной, которая по-прежнему любит своего мужа.

Было легче держать чувства к Винченцо под замком, чтобы они не тревожили ее, заставляя глупо тосковать по несбыточному.

Только в постели эта маска спадала. Только тогда она давала волю своим сокровенным желаниям, осыпая тело Винченцо пылкими и нежными ласками, вырывая у него стоны наслаждения.

А по утрам она просыпалась рано и выскальзывала из постели до того, как Винченцо проснется, сознавая, что куда труднее скрыть эмоции в ярком утреннем свете.

Она спешила к сыну, крепко-крепко прижимала его к себе и, зажмурив глаза от боли, вопрошала: как эти странные отношения отразятся на их ребенке?

Затем начинался новый день, и абсурд возобновлялся: двое родителей, горячо любящих своего мальчика, но далеких друг от друга, как полюса.

Между тем начали прибывать приглашения, ибо людям не терпелось познакомиться с женой Винченцо. И Эмма понимала, что должна выучить язык, если хочет стать полноправным членом местного общества.

Однажды утром она заговорила об этом с Винченцо. Они завтракали одни, поскольку Джино еще спал, а когда сына не было, напряжение между ними становилось более осязаемым.

Эмма наблюдала, как Винченцо разрезал грушу пополам и начал очищать. Эти самые пальцы так нежно скользили по ее коже ночью, но в холодном свете дня казалось, что все это происходило с кем-то другим.

Его смуглое лицо было непроницаемым, но ей показалось, она уловила на нем легкое выражение досады. Возможно, Винченцо уже устал от их соглашения и передумал?

— Мне придется выучить сицилийский диалект, — начала она.

Винченцо вскинул голову.

— Придется? — ухватился он за это слово, как за оскорбление его языка.

Эмма пожала плечами.

— Ну, да. Это будет нелегко, конечно, но необходимо.

Ее послушные долгу слова ранили, как пики, и внезапно Винченцо почувствовал себя словно пробуждающимся от наркотического сна. Он заморгал, глядя на женщину, сидящую перед ним: прекрасные голубые глаза потускнели, на красивых губах ни тени улыбки. Тысячи иголочек осознания вонзились ему в кожу. Он не может этого вынести! Ведь это он виноват в том, какой стала Эмма!

Серебряный нож со звоном упал на тарелку.

— Тебе не нужно учиться водить, — сказал он, — и говорить по-сицилийски. Разве что ради Джино.

Эмма воззрилась на мужа.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Не понимаешь? - Он невесело усмехнулся. — Ты можешь уезжать, Эмма. Когда захочешь. Ты выиграла.