Будь покорной, малышка - Мила Ваниль Страница 24

Егор тяжело задышал. Его положение усугублялось еще и тем, что он не мог ни за что ухватиться руками. Только за Марину, но он не решался. Впрочем, в ее планы не входило падение в ванной. Намылив еще и внутреннюю поверхность бедер и волосы внизу живота, она взяла в руки душ и смыла гель теплой водой, так же аккуратно и нежно поглаживая член и мошонку рукой. Кажется, она услышала сдавленный стон.

Выключив воду, Марина снова взяла в руки гель. Теперь она намылила только волосы на лобке и вокруг члена. А потом достала из шкафчика бритвенный станок.

— Нет… — выдохнул Егор, — леди, нет…

— Мне что-то послышалось? — Она посмотрела на него в упор. — Стоп-слово?

Егор помотал головой и зажмурился.

«Расслабься, малыш. Если бы ты знал, как ловко я управляюсь с бритвой. Да и не только с ней».

Марина ничего не сказала, только усмехнулась. Кто бы мог подумать, что исследовательский опыт пригодится ей в сексуальных играх.

Она оставила аккуратную полоску волос посередине, не хотелось убирать «дорожку» от пупка. Мошонку не трогала, у парня и так уже дрожали ноги. Смыла волосы водой, погладила гладкую кожу.

На Егора любо-дорого посмотреть: лицо пылает, в глазах — щенячья тоска. И возбужден так, что у нее самой подкашиваются ноги.

— Домойся, — велела Марина. — Член руками трогать нельзя.

Он быстро окатился, вышагнул из ванны и застыл на коврике. Марина накинула ему на плечи чистое полотенце, и он вытерся, старательно избегая запретной области.

— Садись, — она постелила полотенце на край ванны, — и разведи пошире ноги.

Член она вытерла сама, осторожно промокая и поглаживая, чем снова довела Егора до зубовного скрежета. После в ход пошел крем от раздражения — его Марина нанесла на выбритую кожу. А потом она, как фокусник, вытащила из кармана халата широкую атласную ленту розового цвета. И завязала ее на члене, бантиком. Естественно, ничего не стягивая и не пережимая.

— Красота… — она откровенно забавлялась, любуясь лицом Егора. — Мой подарок. Чистенький, клубничный и готовый к употреблению. Можешь встать малыш, теперь моя очередь мыться.

— Разрешите помочь вам, леди, — выдавил он, морщась от боли.

Да, возбуждение без разрядки — жестоко. Но ведь это наказание…

— А ты сможешь? — спросила она. — Если трудно, просто стой.

— Вы очень добры, леди. Я справлюсь.

Марина позволила Егору раздеть ее: расстегнуть и снять бюстгальтер, стянуть вниз трусики. Обнажаться перед ним было не стыдно, она не стеснялась своего тела, а все остальное… глупо, после бантика-то на члене. В конце концов, они получают удовольствие друг от друга, а все остальное — всего лишь условности.

— Губкой, малыш, не руками.

Егор обиженно поджал губы. Еще бы, она запретила ему ласкать ее кожу, прикасаться к груди, к соскам, к ягодицам. Ничего, потерпит. Она позволит ему чуть больше, но потом.

И все же приятно. Она давно мечтала, чтобы заботливые мужские руки мыли ее тело, обнимали, вынимая из ванны, вытирали насухо. Егор обработал и ее поломанный ноготь, но от полноценного маникюра Марина отказалась.

— А теперь бери вон ту щетку и пойдем в комнату, — приказала она, когда с водными процедурами было покончено.

Щетка для волос лежала на полочке перед зеркалом: хорошая, крепкая, на деревянной основе. Марина приобрела ее давно, смешно вспомнить, для собственной попы. Тогда она была уверена, что хочет стать сабой. Однако до этого момента щетка использовалась только по прямому назначению.

В комнате Марина достала из шкафа красивую ночную сорочку — прозрачную и короткую. Она хотела, чтобы Егор видел ее тело, но при этом понимал, что оно недоступно. Пока она сама не разрешит, конечно.

Он застыл на коленях у дивана. В руках — злополучная щетка, глаза — в пол. И розовый бантик на члене.

Марина вздохнула. Черт ее дернул за язык! Теперь она всегда будет думать, прежде чем назначать наказание.

— Три за дерзость про кусты, три за непослушание на кухне, — объявила она.

— Леди… — Егор не спешил протягивать ей щетку, но поднял голову. — Позвольте сказать?

— Слушаю.

Марина сидела на диване, и его лицо были очень близко. Она видела широкие зрачки, практически полностью затопившие радужку. И глаза блестели, как будто от слез. И губу он прикусил так, что в уголке наливается небольшой синяк. Ничего, скоро наказание закончится.

— Леди, если вы этой щеткой ударите меня с такой же силой, как шлепали рукой…

— Твой зад пострадает больше, чем тебе этого хотелось бы? — разозлилась Марина.

Черт, он совсем ей не доверяет! Очень обидно, просто до слез! Она даже повода не давала…

— Нет-нет, леди, я не это имел в виду. — Егор испуганно на нее посмотрел. — Думал, может, вы не знаете… Простите, леди…

Он протянул ей щетку и снова уставился в пол.

— Малыш, ты мазохист? — поинтересовалась Марина.

— Нет, леди. Отчего вы…

— Пытаюсь понять, ты нарываешься на порку, потому что хочешь получить удовольствие, или просто не доверяешь мне?

— Я… Нет, леди… — он сглотнул. — Никак не могу забыть, что для вас это впервые. Простите.

— Всего десять, — строго произнесла она. — И ляг ко мне на колени.

Марина не собиралась бить со всей силы, да и теперь не поменяла решение, однако впечатывала щетку в отставленные ягодицы без сожаления, равномерно раскрашивая их в розовый цвет. Под стать бантику.

— Спасибо, леди. — После порки Егор поцеловал ей руку. — Вы меня простили?

— Прощен. — Марина встала и кивнула на диван. — Разбери. Чистое белье в комоде.

Она отнесла щетку в ванную, потом пошла на кухню. Пончик щурил глаза с подоконника. Она погладила кота, набрала воды в стакан и вернулась в комнату.

Когда Марина оставила его одного, Егор позволил себе поморщиться и немного пошипеть сквозь зубы. Болела вовсе не задница — болел член. Ломота, как в зубах от ледяной воды, и редкие, но чувствительные прострелы в пах. Егор не впервые терпел такое, но приятнее и легче от этого не становилось. И ведь сам дурак — подсказал ей наказание. Думал, леди-малышка поступит, как все новички, то есть выпорет.

Ага, как же. Он уже со счету сбился, сколько раз за вечер леди его удивила. Ой-ой-ой… Егор вцепился в диванную подушку и глубоко задышал. Идиот. Только вспомнил о клубничном геле, о бритве и о бантике, и его снова скрутило от желания. Он и в себя-то пришел только из-за жгучей боли в ягодицах, а до этого соображал так плохо, что допустил оплошность, усомнился в леди. Она обиделась — он это почувствовал. И все равно наказала не сильно, без злобы.

Плохи его дела. Леди-малышка нравилась ему все сильнее — непредсказуемостью, фантазией, добротой. Она ухитрялась сочетать в себе жесткость и женственность, и от одного ее взгляда подгибались и дрожали ноги. Егор хотел носить ее на руках и сдувать пылинки. Всегда.