Неуловимый граф - Барбара Картленд Страница 24

— Я с удовольствием посмотрел бы его, — ответил лорд Джордж. — Должен сказать, что вам повезло, это большое счастье — обладать старинной живописью.

— У меня есть еще несколько жанровых картин, где дом изображен на заднем плане, — заметила леди Чевингтон, — но эта — единственная, где он занимает все полотно и является центром композиции.

На верхней площадке лестницы она остановилась и обернулась к графу:

— Картина, о которой мы сейчас говорили, висит на стене в вашей спальне, милорд. Вы ведь не будете против, если мы зайдем к вам на минутку, и я покажу ее лорду Пальмерстону и лорду Джорджу?

— Конечно, пожалуйста, — вежливо ответил граф.

Они прошли по коридору, и граф открыл дверь своей спальни.

Все четверо несли свечи, которые оказались совершенно лишними здесь, так как в комнате по обеим сторонам широкой кровати горели два больших канделябра, и еще один, с шестью зажженными свечами, стоял на столике у камина, так что картина была прекрасно освещена.

Они прошли в комнату, и граф, подняв глаза к картине, висевшей над каминной полкой, подумал, что леди Чевингтон совершенно права, говоря, что это чрезвычайно интересное и необычное полотно.

Громадный дом из красного кирпича, окруженный темной зеленью садов и парков, казался сверкающим драгоценным камнем, вставленным в прекрасную оправу. Граф сделал еще шаг к камину, чтобы получше рассмотреть картину, и тут услышал за своей спиной удивленные и испуганные восклицания. Он обернулся.

Леди Чевингтон и мужчины, сопровождавшие ее, смотрели не на чудесную картину над камином, нет, они смотрели на громадную широкую кровать в стиле Тюдоров.

Не веря своим глазам, граф увидел, что посреди этой огромной кровати лежит Калиста! Ее светлые локоны рассыпались по подушке, и она тихо, сонно дышала. Она спала!

Мгновение никто не двигался. Затем голосом, звеневшим от возмущения и негодования, леди Чевингтон произнесла:

— Что я вижу, милорд?!

Граф стоял, молча глядя на нее, парализованный, не находя слов для ответа. Лорд Джордж и лорд Пальмерстон тактично стали потихоньку отступать к двери.

Граф заметил на губах лорда Пальмерстона тонкую улыбку мужской солидарности, а может быть, и симпатии.

Сам он пережил уже столько любовных приключений, что не мог не проникнуться братскими чувствами к другому такому же грешнику.

Леди Чевингтон подошла к постели и, нагнувшись, приподняла дочь за плечи.

Она изо всех сил трясла ее, и тут граф понял, что Калисту, должно быть, опоили снотворным.

Она медленно открыла глаза; казалось, веки ее стали слишком тяжелыми, и ей трудно их поднять; она смотрела на мать туманным, непонимающим взглядом, не в силах осознать, где она и что происходит.

— Вставай, Калиста! Леди Чевингтон резко дернула свою дочь за плечи, усадив ее на постели.

Калиста с трудом, с очевидным усилием отвела глаза от лица матери и посмотрела в ту сторону, где, молча глядя на нее, стоял граф.

— Где… я? Что… случилось? — спросила она невнятно, как сквозь сон, произнося слова.

— Как будто бы ты не знаешь! — воскликнула леди Чевингтон. — Я возмущена до глубины души, мне стыдно за тебя, Калиста, но сейчас не время и не место обсуждать твое поведение!

Говоря это, она повернулась, чтобы взять платье, брошенное на спинку стула около кровати, и граф обратил внимание на то, что ей не пришлось искать его, очевидно, она знала, где оно лежит.

Приподняв Калисту, она стянула ее с кровати и набросила ей платье на плечи.

— А сейчас ты пойдешь со мною! Поддерживая дочь за плечи, она повела ее к двери.

Граф стоял, точно застыв, глядя на них в оцепенении; когда Калисту проводили мимо него, глаза девушки встретились с его взглядом, и он увидел в них глубокое, темное отчаяние.

— А с вами, милорд, я поговорю завтра утром, — обратилась леди Чевингтон к графу уже с порога; они вышли, и граф остался один.

Мгновение он еще стоял, глядя на закрывшуюся за ними дверь, затем, плотно сжав губы, опустился в кресло.

Он должен был признаться теперь самому себе, что Калиста была права, полностью и абсолютно права, а он был глупцом, что не послушался ее, не поверил ей сразу.

Почему, спрашивал он себя теперь, он не мог допустить, что она не зря так волнуется и предупреждает его? Почему он сразу не отказался от приглашения погостить в имении Чевингтон, как она просила его?

Невероятно, как мог он недооценить изобретательность и решительность этой женщины, особенно после того, как узнал о тех ловушках, которые она расставила герцогу и маркизу, женив их на своих старших дочерях.

Он понимал, что теперь пути к отступлению нет, и он должен жениться на Калисте, если не хочет запятнать своей чести.

Граф был совершенно уверен, что невозможно будет убедить ни лорда Пальмерстона, ни лорда Джорджа в том, что Калиста появилась у него в спальне без его ведома и без ее согласия.

Все знают о его отношениях с прекрасным полом, и его репутация, без сомнения, будет свидетельствовать против него, если он попытается оправдаться и доказать свою невиновность.

Выход из создавшегося положения был только один, а именно — жениться на Калисте.

Победа леди Чевингтон означала не только то, что она заимела богатого и высокопоставленного зятя, но и выиграла к тому же пари на тысячу гиней и, что еще важнее, — ей удалось поймать, наконец, Неуловимого графа, показать всем, что он у нее под каблуком!

Никто, конечно же, в ярости думал граф, ни на секунду не поверит, что весь этот хитроумный план был тщательно разработан задолго до того, как он приехал в имение Чевингтон.

Красота и очарование леди Чевингтон, ее умение заводить друзей, ее прекрасные приемы, на которых ни одному гостю никогда не приходилось скучать, всевозможная роскошь и развлечения, которые она им предоставляла, комфорт, которым окружала их, снискали ей всеобщее расположение и популярность в обществе.

Конечно, как говорил лорд Яксли, людям было известно, что она несколько тщеславна и честолюбива, но никому даже в голову не могло прийти, до какой степени может дойти это честолюбие, какими способами она пользуется, чтобы обеспечить своим дочерям то положение в свете, которое, с ее точки зрения, необходимо для их счастья и благополучия.

— Проклятье! — воскликнул про себя граф. — Должен же быть какой-то другой выход?!

Но он знал, что все безнадежно, и ему ничего больше не остается, как принять неизбежное и назвать Калисту своей женой.

Ну что ж, могло бы быть и хуже, подумал он.

Даже в этот момент, кипя от ярости, в бешенстве, что его загнали в ловушку, граф немного успокаивался, вспоминая, что, по крайней мере, она умна, к тому же она любит лошадей, да и вообще у нее прелестное личико.