Вязание по пятницам - Кейт Джейкобc Страница 24

И какой прекрасной парой они были бы, если бы…

* * *

Как обычно, утром они пили кофе. На десерт подали сладости и крошечные, замысловато нарезанные сочные кусочки фруктов. Вчерашний вечер прошел хорошо, Джеймс Фостер понравился гостям. Даже Адам довольно улыбался:

— Удачный банкет, Кэт, мы со Стефаном обсудили все основные дела.

Адам Филипс положил на тарелку яичницу с беконом и удовлетворено ухмыльнулся одними только уголками рта, как бы невзначай, как всегда не демонстрируя своих эмоций.

— И знаешь, я нахожу, ты была самой эффектной из всех женщин.

Кэт выглянула в окно, пока Адам продолжал есть.

— Ты что, считаешь, я не прав? Не вижу ничего особенного в этой, как ее там, Джорджии Уолкер… Она и в подметки тебе не годится. Женщины с кудряшками выглядят вульгарно. Или ты так не думаешь?

— Ну, она моя старая знакомая, я не могла ее не пригласить.

— Конечно, я не говорю, будто ее не стоило звать, пусть приходит, нам не жалко. Задница у нее, кстати, ничего. — Кэт уже привыкла к таким разговорам и вообще смирилась с манерами Адама. Он отзывался о женских задницах с таким же бесстрастным и безразличным видом, с каким обсуждал котировки рынка ценных бумаг. Так, словно эта часть женского тела могла исчисляться акциями или денежными купюрами. Иногда она задавалась вопросом: может, это и на самом деле так, — настолько непробиваемым в своем грубоватом отношении к миру был ее супруг. Его нисколько не заботило то, как Кэт воспринимает его поведение, он вообще не считал ее чем-то отдельным от него самого, за столько лет совместной жизни Адам стал видеть в жене дополнение к своей особе и не более.

— Собираюсь поехать в офис, кое-чем заняться с моим старым добрым Стивом.

— Сегодня воскресенье, — напомнила Кэт, снова посмотрев в окно.

— Правильно, — подтвердил Адам, перелистав бизнес-раздел «Нью-Йорк таймс», и направился к лестнице с пальто в руке.

Он ушел, даже не попрощавшись.

Кэт облегченно вздохнула и откинулась на спинку кресла. Она оглядела обеденный зал: ни следов, напоминавших о вчерашнем банкете, ни грязи, — все вычистили и вымыли. Но какая скука! Боже, какой скукой веяло от этих стен!

Она могла бы пойти в тренажерный зал. Или почитать, подумать о том, что она хочет съесть на обед, на ленч, на ужин, пройтись по магазинам или пофантазировать о следующей вечеринке.

Но все, чего ей действительно хотелось, — это тоже поехать в свой офис. И чтобы у нее была своя визитная карточка, не такая, как сейчас, смешная и символическая, а настоящая карточка деловой женщины. Чтобы у нее были друзья и коллеги, с которыми она обсуждала бы задачи и проблемы.

Когда ей было семнадцать лет, она мечтала о карьере журналиста. В девятнадцать хотела стать актрисой. Но в двадцать один ее увлекли история и музеи. А потом ее угораздило влюбиться в Адама, и на этом ее мечты и надежды закончились.

— Получить звание? — нахмурившись, возразил он ей, когда она сказала, что хочет продолжать учиться. — Даже не думай: у нас скоро появятся дети, и ими надо будет заниматься.

Но никаких детей не предвиделось. Виноват Адам — у него что-то не в порядке со здоровьем, но он настоял на том, чтобы лечиться пошла Кэт.

Кэт пересмотрела достаточно сериалов, где женщины мучились с детьми и их воспитанием.

И в один прекрасный день она сказала себе: «Не будь дурой, никаких детей. Никаких!»

На маленькой кухне студенческого общежития немного тесновато. Весь стол завален зелеными авокадо и золотистыми яблоками и грушами. Для Дарвин наступил конец длинной недели. К счастью, она всегда заканчивалась встречами в клубе вязания, и это поднимало ей настроение.

Дарвин налила себе чаю и сделала несколько глотков.

— Черт, вкусно! — с удовольствием заметила она, обращаясь к соседке по студенческому общежитию, сидевшей за столом. Соседка специализировалась на историческом периоде двенадцатого столетия. Они были знакомы друг с другом, и Дарвин даже изучила ее тезисы. — Я всегда пью чай, когда хочу отдохнуть. Немного помогает. Будешь?

Женщина кивнула, не поднимая головы. Она читала газету, и Дарвин не могла удержаться от того, чтобы не заглянуть в нее. В разделе экономики сплошь дурные новости. Дарвин кашлянула и добавила:

— А как твои научные изыскания?

Женщина подняла на нее глаза. Выглядела она не слишком довольной.

— Послушай, не надоедай мне, Дарвин, ты что, не видишь, я занята!

— Я думала, мы немного поболтаем… — отозвалась девушка смущенно. Кроме них, на кухне никого не было.

Она взяла свою чашку и стала пить чай, подумав, что кексы Дакоты оказались бы весьма кстати. Ну конечно, она кое-что припасла с собой после вчерашней встречи. Дарвин открыла сумку и стала перебирать пакеты. Среди них попадались разрозненные листы с записями, сделанными на заседании. Наконец она отыскала пакет с выпечкой, кексы еще даже не остыли.

— А ты уже написала свою работу, Джефф?

Женщина перестала читать газету и посмотрела на Дарвин. Затем встала и торопливо вышла из кухни.

Дарвин вздохнула. За все пятилетнее пребывание в Рутгерс у нее не набралось бы и троих друзей.

«Они тебе просто завидуют, поскольку ты очень умная», — обычно успокаивала ее мать, когда Дарвин приезжала к ней и жаловалась, поглядывая в окно на дождливый городской пейзаж Сиэтла. Ее мать, разумеется, считала ее очень умной и образованной, сама она отучилась в школе только шесть классов. Но Дарвин удавалось не смотреть свысока на мать, чтобы та не чувствовала себя неуютно рядом с ней. Почему-то раньше, в школе, к Дарвин относились по-другому, с ней многие хотели дружить, и не потому, что она помогала с домашними заданиями. И у нее даже имелась лучшая подруга, девочка, жившая в доме через улицу, но, к сожалению, ее семья давно переехала. Дарвин старалась быть интересной, иногда даже позволяла себе острить и шутить в библиотеке. Но такова жизнь: люди, которые охотно смеются над вашими шутками, отнюдь не спешат стать друзьями.

«Будь доброй, и люди к тебе потянутся, — наставляла ее мать. — Будь скромной. Работай и учись как следует. И слушай все, что тебе говорят отец и мать. Никогда не высовывайся и не конфликтуй ни с кем».

Но эти рекомендации как-то не слишком пришлись по вкусу Дарвин. Ей не очень-то хотелось забиться в уголок и молчать, еще в детстве, когда в ее комнате находились взрослые, она не любила сидеть тихо. Не нравилось ей и убирать за младшей сестрой: мыть за Майей грязную посуду? Дарвин делала это только тогда, когда мать приходила домой слишком уж сердитой. Ей не нравилось сжигать на Новый год денежные купюры, чтобы почтить духов предков, и уж тем более ходить в воскресную школу и носить простые колготки вместо эластичных. Но со всем этим приходилось мириться. Она не считала, что ее мать права, но никогда не позволяла себе высказывать это вслух. И у нее имелась своя точка зрения на дружбу: настоящие друзья появляются не в качестве награды за праведный труд и хорошее поведение, а просто так, как некое волшебство, везение.