Кровь, слава и любовь - Жюльетта Бенцони Страница 24

Но отдохнуть ему не пришлось. В замке его ждал полный крах всего его существования.

Верная своей тактике, вдовствующая маркиза не проронила ни словечка о подозрениях, павших на Глорианду. Она позволила ей жить, дожидаясь возвращения мужа, так, как та привыкла. Усилился лишь надзор со стороны Катрин Эвеск, буквально ходившей за Глориандой по пятам. Рассказ о словах, произнесенных Глориандой во сне, мог бы показаться ее мужу не слишком убедительным доказательством вины супруги. Но верной дуэнье удалось ловко стянуть записку от де Лессака, тон и выражения которой оказались поистине разоблачительными. Наверное, старая маркиза не решилась бы на подобный риск, если бы слова, подслушанные женой вигье, не придали ей уверенности в том, что теперь-то можно действовать наверняка.

Припрятав записку в кошелек, прикрепленный к поясу, она спокойно дожидалась возвращения маркиза.

Если приступы гнева у Луи д'Арпажона бывали ужасны, то и скрывать свой гнев в случае необходимости никто лучше его не умел. Он и бровью не повел, слушая мать и Катрин Эвеск. Его лицо с чертами настолько же твердыми, как скалы его родного Руэрга, как бы застыло, и даже намека на огонек не промелькнуло в его черных глазах.

– И сколько же времени, на ваш взгляд, продолжается это… это приключение? – холодно спросил он, когда мать умолкла.

Небрежным жестом он бросил на стол, поближе к ней, предъявленную ему во время рассказа записку. Маркиза пожала плечами.

– Кто же назовет вам день и час? Но могу поклясться, что задолго до рождения вашего сына.

В первый раз хоть какое-то чувство отразилось на лице маркиза: по застывшим чертам пробежала легкая судорога.

– Вы предполагаете, что Жан-Луи не мой сын?

– Как знать? Глорианда, конечно, могла бы прояснить ситуацию, но право же…

Произнеся это, старая маркиза удалилась, уводя с собой жену вигье, чьи опущенные ресницы скрывали взгляд. Ее лишенное всякого выражения лицо напоминало в эту минуту физиономию восковой фигуры.

Оставшись один, маркиз де Северак не шевельнулся. Могло показаться, что его пригвоздили к месту. Только взгляд его поочередно обращался то на злополучную, точно пропитанную ядом записку, то на лежащий рядом с ней на столе длинный охотничий нож. В нем проснулся чудовищный гнев. Желание все уничтожать, все разрушать вокруг себя овладело им с неистовой силой. Так раненый кабан мчится напролом по лесу, топча и круша все, что по неосторожности попадется ему на пути…

Может быть, именно для того, чтобы избежать искушения схватить этот нож и, ворвавшись к жене, погрузить смертоносное оружие в плоть, которую он считал безраздельно своей, он на мгновение закрыл глаза. А когда открыл их, приступ бешенства уже прошел, и маркиз вновь обрел способность обдумывать свои действия. И он составил план мести.

Вечером, встретившись с женой за обеденным столом, маркиз улыбался, шутил. Был весьма галантным с дамами и даже веселым на балу, который был дан на следующий день в честь его возвращения в замок. Все видели, как спокойно и дружелюбно он чокался с юным виконтом де Лессак. Кто же мог предположить, что за улыбающейся маской скрывается лицо человека, задумавшего чудовищную месть?

Несколько дней спустя молодого Лессака нашли мертвым на дороге, которая вела к его небольшому замку. Вся округа сочла его жертвой нападения разбойников – их, как говорили, водилось множество как на ближайших известняковых плато Косса, так и в глубоких ущельях. Версия звучала тем более убедительно, что молодой человек был ограблен. Глорианда де Северак, не дрогнув, выслушала ужасную новость. Алчные взгляды, следившие за каждым взмахом ее ресниц, не дождались ни слезинки, которую бы проронили эти ясные глаза… Такие ясные, что даже вода из окрестных родников не могла бы выдержать сравнения с ними… Такие ясные, что супругу маркизы приходилось постоянно бороться с непреодолимым желанием сделать все для того, чтобы они закрылись навеки. Но убийство, совершенное в замке… Нет, такое имело бы чересчур серьезные последствия! Хотя прошло уже несколько лет после того, как скончался маршал де Темин, отец Глорианды, семья его оставалась могущественной. Они были приближены ко двору, сам кардинал Ришелье благосклонно относился к ним. Севераку была хорошо известна суровость кардинала. До сих пор он прекрасно относился к маркизу, но это ничего не значило. Тяжелая рука обрушивалась на крупных феодалов при любом удобном случае. Самые высокие башни, самые толстые крепостные стены не могли защитить от посланных герцогом де Ришелье людей.

Значит, надо действовать с умом.

Весна в том году выдалась ранняя. В первые же апрельские дни ветки деревьев покрылись светло-зелеными листочками, первоцветы, барвинки, фиалки и нарциссы буквально усыпали землю. Наступила пора паломничества к храму Богоматери в Сейнаке, маленькой церкви, расположенной на юге Родеза. Маркизы де Северак всегда с огромным почтением относились к этому храму, который, впрочем, служил им и семейной усыпальницей. Они жертвовали на церковь немалые суммы, паломничество туда было традиционным. И потому показалось совершенно естественным, когда однажды утром Луи д'Арпажон сказал своей жене:

– Дорогая, мне бы хотелось, чтобы мы вместе отправились помолиться к Богоматери Сейнакской по случаю престольного праздника. Погода вроде бы обещает быть прекрасной, прогулка будет приятной. Я думаю, вас не испугает перспектива проехать с десяток лье в носилках?

Глорианда, которая в это время усердно вышивала облачение для священника сельской церкви, улыбнулась и покачала головой.

– Нет, конечно. В последнее время я чувствую себя немного усталой. Я вряд ли смогла бы совершить паломничество иначе, как в носилках. Но мне казалось, вам ненавистен такой способ передвижения…

Маркиз рассмеялся:

– Разумеется, вы правы. Но я мог бы поехать вперед верхом вместе с Бартелеми Эвеском, вы следовали бы за нами. Госпожа Катрин составила бы вам компанию в пути.

– По-моему, это прекрасная идея! – признала Глорианда. – Все получается как нельзя лучше.

Действительно, все было хорошо продумано, но очень важных деталей маркизе не сообщили. Разве могла она предвидеть предательство. Супруг так нежно улыбался ей, склонившись над ее рукой.

– Отлично, – сказал он при этом. – Мы отправимся послезавтра.

Носилки были поданы на рассвете. Маркиз и его вигье верхом удалились от замка задолго до того, ночь тогда еще не уступила места утренней заре. Теперь солнце стояло уже высоко в небе. Дамы в носилках медленно продвигались вперед по неровной дороге с глубокими рытвинами. Даже крепкие мулы чувствовали себя неуверенно. Мартовские дожди размыли землю, а апрельское солнце еще недостаточно ее высушило. Дорога была трудной, но погода стояла прекрасная. Свежесть сияющего дня как нельзя лучше подходила для паломничества. Под покровом леса порой слышался стук копыт быстро убегающей при виде людей косули. Ехавший впереди кортежа маркизы человек из ее свиты что-то напевал.