Незримая нить - Джина Айкин Страница 24

— Что ты сказал?

— Насчет твоих вопросов. К какому роду свидетелей отношусь я?

Элинор поморщилась. По его виду было ясно, что дальше в расспросах заходить не следует, как бы ей этого ни хотелось.

— Ни к какому. Ты мой кавалер.

Фрэнк обнял ее.

— И не слишком внимательный. Тебе здесь не очень нравится, не так ли?

— Не знаю, — ответила она, прижимаясь к нему. — Кажется, мне становится все интереснее.

Если Фрэнку и требовалось напоминание о том, что пора принимать какое-либо решение по поводу их с Элинор отношений, то встреча в спортивном зале с Роджером, без сомнения, таковым явилась.

Внимательно наблюдая за тем, как она, взломав неподатливый панцирь большой крабовой клешни, с аппетитом принялась за нежное мясо, Фрэнк поймал себя на том, что улыбается. Выбирая этот ресторан, он ожидал, что Элинор не будет чувствовать себя здесь такой же несчастной, как в спортивном зале… до знакомства с Роджером, во всяком случае. Да и ее платье здесь смотрелось куда уместнее.

Склонив голову, с довольным блеском в глазах, она высасывала остатки мяса из панциря, походившего на кость. Да, похоже было на то, что, вцепившись во что-нибудь пришедшееся ей по вкусу, Элинор Фергюссон не выпустит этого до самого конца.

Он отпил белого вина из своего бокала. Собственно говоря, будет даже досадно, если она решит отступить. И если уж события развиваются не совсем так, как это задумывалось, не следует лишать ее подозрений в том, что с ним не все так просто.

— Надо сказать, — начала Элинор, вытирая салфеткой руки, — этот Роджер произвел на меня весьма приятное впечатление. Каким образом вы познакомились в колледже?

— Жили вместе.

— В одной комнате?

Согласно кивнув, Фрэнк засунул в рот кусок крабового мяса.

— Когда?

— Я же сказал, в колледже.

— Я хотела спросить: на каком курсе?

— На первом.

— Ты, что же, жил отдельно от других спортсменов?

Он ухмыльнулся.

— К концу первого года, да. Нас всех тогда поселили в одном доме.

— Однако вы с Роджером сблизились настолько, что с тех пор не забыли друг о друге, не так ли?

Фрэнк шутливо приподнял бровь.

— Да, так. Мы прослушали несколько одинаковых курсов и прекрасно уживались друг с другом.

— Какие именно курсы?

Он окинул ресторан ироническим взглядом.

— Могу поклясться, что слышу стук молотка судьи.

Элинор негромко рассмеялась.

— Извини. Просто… не знаю, как это сказать… Словом, за все время нашего знакомства ты довольно мало о себе рассказывал, и сегодняшний вечер показался мне подходящим для того, чтобы наверстать упущенное.

— То же самое я мог бы сказать о тебе.

Выпрямившись в кресле, Элинор задумалась над его словами.

— Что ж, спрашивай, — наконец произнесла она. — Все, что хочешь.

Фрэнк помедлил. Был один вопрос, занимающий его с той поры, как она случайно упомянула об этом несколько дней назад.

— Как погибли твои родители?

Элинор побледнела.

— Извини, — сказал он, встревожившись за нее. — Я не знал, что для тебя это столь болезненный вопрос.

Покачав головой, она отпила минеральной воды.

— Ты же не мог знать об этом. — Элинор неловко поерзала в кресле. — К тому же твой вопрос вполне закономерен. Я ведь сказала тебе, что мои родители погибли. Естественно, что тебя заинтересовало, как это произошло.

— И когда.

Взгляд Элинор не отрывался от стоящей перед ней тарелки.

— И когда, — повторила она так тихо, что он с трудом расслышал.

В течение следующих нескольких минут Элинор продолжала молча есть, однако Фрэнку было не до еды, да и ей наверняка тоже. Просто она нуждалась в передышке, чтобы собраться с силами. И грешно было бы не предоставить ей эту передышку.

Но, несмотря на то что пока не было еще сказано ни слова, Фрэнк сердцем чувствовал всю сокровенность того, что собиралась поведать ему Элинор. Это значило для нее очень много и некогда коренным образом изменило жизнь маленькой девочки, которой она в то время была.

И вот теперь та маленькая девочка, выросшая в красивую, но чем-то обделенную судьбой женщину, сидела сейчас напротив него.

— Мне тогда только исполнилось десять, — наконец начала Элинор еле слышно. — Не знаю… наверное, до этого у меня было вполне нормальное детство. Как уже упоминалось, я была единственным ребенком в респектабельной, весьма состоятельной семье…

Фрэнк одобряюще улыбнулся.

— Семье не в том смысле, в котором понимает ее, например, Джулия или даже Голди. Но все же мы, родители и я, составляли семью, прекрасно обеспеченную и ведущую идиллическую жизнь в окружении себе подобных — лучших представителей избранного общества города…

Заметив направляющегося к их столику официанта, Фрэнк предостерегающе поднял руку. Мгновенно поняв намек, тот прошел мимо.

Удивленный и тронутый доверием Элинор, Фрэнк не желал, чтобы им мешали. Сейчас они как будто находились в своем собственном мире, в котором осуждать ее мог только он один. А он этого никогда бы не сделал.

— Хотя Джулия, Голди и я жили неподалеку друг от друга и часто играли вместе, жизни подруг сложились совсем не так, как моя. И не только из-за того, что случилось с моими родителями.

Она содрогнулась, как будто была не в силах взглянуть в лицо правде. Фрэнку хотелось попросить ее не продолжать, не ворошить прошлое, чтобы не видеть, как она страдает. Однако он чувствовал, что Элинор надо пережить эту боль… и стремился разделить ее с ней.

Они встретились взглядами.

— Видишь ли, мои родители часто ссорились, хотя это не мешало им любить друг друга. И вот однажды вечером, во время особенно бурной ссоры, моя мать ударила отца по голове бутылкой шампанского.

Все это было произнесено быстро, небрежно, без видимых эмоций, поскольку, как догадывался Фрэнк, сказать по-другому Элинор просто не могла.

— Шампанское, разумеется, было высшего сорта, — добавила она с несколько натянутой улыбкой. — Она… моя мать даже не подозревала, что виденное ею по крайней мере в десятке фильмов может привести к столь трагическим последствиям. Откуда ей было знать, что в то злосчастное мгновение она убила своего мужа и моего отца…

Голос Элинор дрогнул. Фрэнк осторожно взял ее за руку, и, к его облегчению, она ее не отдернула. Рука была влажной и холодной как лед.

Элинор перевела дыхание. Очевидно, самая тяжелая часть истории осталась позади. А может быть, она просто нашла в себе дополнительные силы продолжить, возможно даже вследствие отсутствия с его стороны негативной реакции.