Мозаика любви - Наталья Сафронова Страница 24

— Да, чудеса. Ну и как оно после стольких лет? — тоже о главном спросила Нина.

— Как «оно», не знаю, до этого не дошло, Но мне удивительно легко и хорошо. Сначала я со страху напилась, потом полдороги проспала, а когда проснулась, то почувствовала себя рядом с близким человеком. Он изменился, стал практичным, предусмотрительным, но главное осталось прежним: умница и невероятно обаятельный, — поделилась своими впечатлениями путешественница.

— Хватит мне песни петь, у вас опять роман? — Нина не давала себя отвлечь.

— Почему опять? У него со мной романа не было, только у меня с ним был. А теперь я чувствую, что привлекаю его и могу…

Подруга договорила за нее:

— Взять реванш за прежние слезы?

— Ну зачем так? — не согласилась Татьяна. — Просто в школе я за ним бегала, а теперь инициатива исходит от него.

— Приятно? — спросила бывшая соседка по парте.

— Очень! — без жеманства ответила Таня. — За мной давно так красиво не ухаживали. В Ярославле его принимали по первому разряду, а он старался мне угодить.

— Короче говоря, у тебя ренессанс? Или неудовлетворенное самолюбие? — Нине как врачу был нужен диагноз.

— Нинуль, ну неужели я такая примитивная курица, что буду сводить счеты с мальчиком, который меня поцеловал пару раз на выпускном и больше не звонил? — начала возмущаться Таня, но подруга перебила:

— Не говори ерунды. Ты выяснила, почему он не звонил?

— Да, у него был роман с соседкой по дому на три года его старше, — ответила Таня и призналась: — Я ему была интересна, но не нужна.

— А сейчас? — В Нинином голосе присутствовало нормальное женское любопытство.

— А сейчас, похоже, и нужна, и интересна, — гордо сообщила Татьяна.

— Он женат? — Подруге нужно было оценить перспективы.

— Нет, разведен уже пару лет. Но я ничего такого от него не хочу. Пусть он будет рядом, и всё, — отклонила всякие подозрения в матримониальных планах Таня.

— Пусть будет, а там посмотрим. Я рада за тебя, боюсь только, Васька его во сне загрызет, — определившись с главным, Нина перешла к деталям.

— Я тоже боюсь. И Дашку тоже не хочется травмировать. Но, похоже, мы делим шкуру медведя, пока гуляющего самого по себе. А вдруг он не позвонит? — сомнения терзали Таню.

— Позвонит, только ты терпи, сама не проявляй инициативу, — строго велела подруга.

— Конечно, он сказал, что каждая женщина — добыча, так что придется бегать, — вспомнила разговор в машине Татьяна.

— Вот умница! Бегай. А я позвоню ему и приглашу на проводы Дариенко, — предложила Нина.

— Правильно, а я не приду, — сообразила кокетка.

— Отлично, — поддержала подруга. — Держи меня в курсе дел, целую.

Повесив трубку, Татьяна задумалась. В ее сорок с небольшим счастья хотелось не меньше, чем в семнадцать. Разница была лишь в том, что в юности понятие счастья абстрактно — таинственный образ чего-то похожего на привидение. С годами потери, разочарования, ошибки и обманы наполняют душу безнадежностью. Но она сменяется уверенностью в том, что то немногое, но твердо желанное, отзывающееся в душе на слово «счастье», как любимая зверушка на кличку, это близкое и понятное обязательно сбудется. Когда при ней кто-то сетовал на ушедшую юность и желал возврата своих «семнадцати годов», она недоумевала, зачем опять нужны терзания, комплексы, страхи и ошибки. «Обратно не возьму ничего, — смеялась она, — мне в старости лучше». Татьяна лукавила и кокетничала, смело называя свой возраст. Как говорят соседки по подъезду: «На свои она не выглядит». Хотя морщин она не избежала: высокий Танин лоб пересекали вдоль несколько «задумчивых» морщин и поперек около переносицы пара «строгих». Вьющиеся русые волосы оттеняли темные тонкие брови и густые ресницы на крупных выпуклых веках. Когда она опускала глаза и в задумчивости покусывала тонко очерченные губы, от лица веяло отрешенной надменностью. Но стоило ей открыто глянуть из-под темных ресниц светлыми, словно выложенными из кусочков лазурита глазами, как все лицо освещалось их лучистым светом. Высокая, длинноногая, набравшая не вес, а женственные формы, стильно постриженная, приветливая и обаятельная, Татьяна являла собой образец того, как могут похорошеть серые мышки, когда им удается привести внутреннее и внешнее состояние в гармонию. К зрелым годам она из миловидной превратилась в привлекательную женщину, почти уверенную в своих силах. А «почти» только потому, что реализовать себя в новом качестве ей пока не приходилось. Последние годы были заняты безнадежной болезнью отца, глубоким внутренним трауром после его смерти, тревогами за мать и проблемами дочери. Но если в юности каждый прожитый без любви день кажется уводящим от счастья, то в зрелую пору каждый день — это новый шаг к цели. После неожиданной, но удачной поездки с Лобановым Татьяна чувствовала радостное возбуждение. Между ними было сказано много слов, не прояснивших, а лишь запутавших их отношения, но весь день она была востребована, свободна и беспечна именно так, как ей хотелось в последнее время.

«Нет, так прятаться от возможности счастья, как Марина, я не хочу. Считать, что нам осталась лишь бесплотная надежда, и гнать от себя всякую возможность настоящей любви? Может быть, я недостаточно сильна или умна для этого?

Я не согласна на синицу, и журавля своего упускать не хочу. Как это случилось в прошлый Новый год на моих глазах? Задумавшись, Таня набрала на клавиатуре заголовок «Журавль». Часа через полтора принтер на ее столе распечатал следующий текст:

«Она никогда не любила синиц. Их глуповатое теньканье раздражало, и когда они слетались к ней — красивой, то, не впадая в сентиментальность, разгоняла их так, чтобы не оставить ни малейшего шанса подкормиться от ее щедрот. А потом, подняв мечтательные серо-голубые глаза, всматривалась в небо. В нем иногда пролетали журавли. Случалось, они садились недалеко от нее, давали себя погладить, ласкались к ней, а потом взмывали ввысь. Поэтому она твердо знала: есть такие птицы на наших просторах.

В то время как подруги заводили себе кто попугаев, кто ворон, кто воробьев или свиристелей, она презрительно задирала голову вверх, как казалось — в гордыне. На самом деле просто ждала своего журавля.

Его звали Сергей. Он был свободолюбив, красив, изящен, сладко курлыкал и редко прилетал. История их отношений оказалась яркой и непростой. Был период, когда они работали вместе, и она любовалась им издалека, даже не пытаясь подманить. Он ревниво косил на нее черным глазом и крутил роман с ее подругой. Но однажды они остались на работе и проговорили всю ночь, выпив заначки из всех столов в офисе. Она тогда не сделала ни одного резкого движения, ничем не отпугнула его, и он стал часто прохаживаться возле нее на расстоянии вытянутой руки, распушив хвост, пощелкивая клювом.

Он был так хорош, что даже просто видеть его было для нее праздником. Близость с ним манила и пугала возможным разочарованием. Но напрасно, первое же любовное свидание убедило в том, что он даже лучше, чем можно было представить! Утром, провожая ее, он остановился около цветочницы и купил ведро свежих летних роз. Открыв дверцу такси, бережно разложил их у нее в ногах, на коленях, на сиденье, улыбнулся и, рассчитавшись с шофером, взмыл в утренних лучах. Она даже не повернула головы, чтобы посмотреть ему вслед, потому что знала: он улетел не от нее, а в небо.