Жена ловеласа - Энн Маршалл Цвек Страница 24

Мэгги решила не выводить его из приятного заблуждения.

— Ты заслужил гонорар, — сказала она, передавая водителю туго набитый конверт.

Венгр молниеносно сунул конверт во внутренний карман пиджака и с явным наслаждением продолжил трапезу.

— Золтан, как ты думаешь, я такая же, как всегда? — спросила Мэгги. — Я не кажусь тебе слишком нервной, или… — она замялась в поисках подходящего определения, — или что-нибудь в этом роде?

— Мадам, — ответил Золтан — у него немного разнизался язык от эйфории, связанной с недавними событиями, и от употребления сотерна, [89]— вы еще никогда не казались мне настолько нормальной. — Он с довольным видом погладил усы длинным ногтем. — Я буду скучать по нашему «импорту-экспорту».

— Совсем не обязательно. Я надеялась, что вы составите мне компанию в поездке в Рим. Помните Арабеллу?

Вернувшись в гостиницу, они обнаружили, что их ждет консьержка — явно более оживленная, чем обычно.

— Здесь был один джентльмен, — сообщила она, протягивая им ключи. — Он оставил вам вот это. — Консьержка благоговейно водрузила на стойку круглый деревянный ящичек. — Он не знал, как вас зовут, и сказал, что это для красивой английской леди и венгерского джентльмена.

Леди и джентльмен изумленно уставились на ящик, от которого по всему фойе распространялся терпкий сырный запах. Мэгги приподняла крышку… В ящике действительно находился сыр — бережно уложенный на солому кусок, покрытый нежной кожицей цвета подрумяненного хлеба, через маленькие трещинки которой виднелась благоухающая кремовая масса.

— C'est un don des dieux un fromage pareil, — выдохнула консьержка, внезапно увидев свою постоялицу в новом свете.

— Она говорит, что этот сыр — поистине дар богов, — перевела Мэгги.

Золтан недоверчиво сморщил нос.

— Господин также оставил записку, — добавила консьержка, протягивая большой твердый конверт — в таких обычно посылают свадебные приглашения. На одной стороне было написано: «Comte et Comtesse de Bosquieres», [90]далее следовало непонятное название — вероятно, того самого небольшого «шато» в Дордони. Она перевернула конверт. На обратной стороне было небрежно нацарапано от руки: «Я остановился в отеле „Крильон“ и буду hors de joie, [91]если снова увижу вас». Подпись: Люк де Боскьер.

Золтан внимательно осмотрел конверт с обеих сторон.

— Что это значит? — спросил он, указывая на слово «comte». Я думал, его зовут Люк.

— Это титул, — ответила Мэгги.

— Граф? Но я думал — он фермер. Он ведь делает вино и растит призовых свиней.

— Иногда граф и фермер — одно и то же.

— А это тогда что? — Золтан неторопливо провел ногтем под словом «comtess». — А, у него и графиня есть… — с неодобрением добавил он.

— У нас в деревне был граф, — поделился он, поднимаясь По лестнице. — Мне мама рассказывала. Он владел не только нашей деревней, но и ещё десятью. Он был очень красивый мужчина, с усами, как у меня. — При этих словах Мэгги постаралась изобразить живой интерес. — Так вот, каждое утро граф проезжал мимо нашей фермы на белом коне. На нем всегда была шляпа с широкими нолями. Увидев нас, он снимал ее и говорил: «Доброе утро, крестьяне». А мои родители отвечали: «Доброе утро, граф».

Мэгги давно заметила — Золтан становился разговорчивым, лишь когда рассказывал о матери и об отчем доме.

«Сыр и впрямь восхитителен, — подумала она, поворачивая в двери ключ. — Как бы он понравился Джереми! А как бы он восхитился, узнав, что у его жены появился поклонник с графским титулом!» Внезапно она поняла, что тоже хочет снова увидеть Люка. Этот импульсивный и необузданный человек словно привносил в общение поток радости — таких людей Мэгги никогда не встречала раньше. Однако для женщины ее положения запросто зайти в отель «Крильон» и спросить там графа де Боскьера было бы так же немыслимо, как понять преимущества танталовых покрытий или объяснить квантовую теорию. К тому же существование загадочной графини не давало ей покоя.

А вот благодарственное письмо — совсем другое дело. Подобного рода письма всегда были неотъемлемой частью ее жизни, и она не смогла бы простить себе, если бы не выразила признательность за полученный подарок. С самых ранних лет мать вдалбливала ей в голову правила приличия, повторяла, что надо писать благодарственные письма по всевозможным поводам. Позднее это стало обязанностью Мэгги, как жены посла.

Сообразив, что писать не на чем, Мэгги отправилась в маленький магазинчик на бульваре Монпарнас. Ее выбор пал на пергаментную бумагу цвета слоновой кости, к которой прилагались конверты, покрытые темно-малиновой папиросной бумагой — под цвет красного вина.

Она начала: «Дорогой мистер де Боскьер…» Нет, так не пойдет, он ведь граф. Однако обращение «дорогой граф» звучало как-то несуразно. Мэгги подумала — уж Джереми-то знал бы, как написать. Идея! Нужно написать по-французски! «Cher Monsieur le Comte, merci pourle fromage». [92]Нет, слишком сухо и неинтересно. Она задумчиво грызла кончик ручки. Как там сказала консьержка? «C'est un don des dieux un fromage pareil!» Однако в письменном виде эта изящная фраза смотрелась как-то не к месту. В итоге Мэгги просто написала «Merci» и поставила подпись — строго и аккуратно, как на официальном бланке. Дописывая адрес, она пришла к выводу, что именно так и должно выглядеть письмо настоящей femme d'esprit.

У заговорщиков оставалось еще предостаточно времени, чтобы успеть насладиться до отъезда своим триумфом. Когда утром Золтан постучал к Мэгги, она пила в постели утренний чай. Электрочайник «Рассел Хоббс» сопровождал ее во всех путешествиях, равно как и урна с прахом покойного мужа.

— Смотрите, — сказал водитель, бросая ей на кровать стопку газет.

О скандальном провале Дельфины и о его последствиях трубили повсюду. От госсекретаря США поступила официальная жалоба. На беднягу Лероя со всех сторон сыпались шишки. Похоже, часы его на «Антенн-2» были сочтены. Отвечая на обвинения, звучавшие со всех сторон, он намекал на попытку саботажа со стороны спецслужб какой-то восточноевропейской страны, но никто не принял его слова всерьез.

Покаянно стуча себя в грудь и принося извинения, французы обычно в душе находят подобные ситуации весьма забавными. Les Americans, по их мнению, слишком серьезно к себе относились, и хороший тычок под ребра время от времени идет им только на пользу, n'est-ce pas? [93]Прелестное личико Дельфины исчезло с экрана — по-видимому, надолго. И поделом — ей бы следовало знакомиться с новостями перед эфиром, вместо того чтобы прихорашиваться. В сатирическом еженедельнике «Утка» этот сюжет смаковали на все лады. Мэгги испытывала определенную гордость за то, что не кто-нибудь, а именно она устроила этот «национальный праздник». Но в то же время ей захотелось поскорее покинуть Францию во избежание возможного разоблачения.