Венера и воин - Сьюзен Гастингс Страница 24

– Господин, я знаю это. Требуй от меня все, чего ты хочешь, я сделаю это, только оставь мне мои волосы. Ты однажды спросил меня о моих богах. Это другие боги, чем ваши в Риме, и германские нравы не такие, как римские. По нашим обычаям, волос лишают только преступниц.

– В самом деле? Это интересно.

Валериус стащил с себя тогу и бросил ее на руки рабу.

– Принеси мне вина и оставь наедине с Пилой. Я думаю, что услышу сегодня нечто поучительное.

Он опустился на ложе и взял кубок с вином. Это был ценный серебряный бокал. На его безупречно отполированной поверхности отражалось холеное лицо патриция.

– Здесь один мир, а там – другой мир, – проворчал он, глядя на свое отражение. – Все думают, что в том мире все точно такое же, как в этом, но это не так. – Он поднял глаза. – Садись у моих ног, прекрасная Пила, и расскажи мне об обычаях своего народа. Как эти обычаи связаны с твоими волосами?

Пила присела перед ложем и не поднимала глаз на Валериуса. Она сделала то, на что не осмеливался ни один раб под угрозой самого сурового наказания. Было рискованно умолять Валериуса о помощи. Но он был ее единственной надеждой.

– У моего народа все женщины носят длинные волосы, это знак честной женщины, которая уважает нравы и обычаи, и это украшение свободной женщины. Ведь я… была свободной.

Пила остановилась.

– Продолжай! – потребовал Валериус.

– Нарушение верности в браке, запрещенная любовь, нарушение законов племени – вот причины, чтобы осудить женщину. В присутствии ее родственников ей отрезают волосы. Женщина без волос – осужденная преступница. Потом с нее срывают платье. Ее выгоняют из дома и ударами прутьев гонят через всю деревню. К этой женщине не проявляют милости, и смерть для нее является искуплением.

– Как ее убивают? – тихо спросил Валериус.

– Ей завязывают глаза и привязывают к ее телу камень. Ее или душат прутом, или забивают камнями, или закалывают ножами. Некоторых живыми топят в болоте, потом поверх набрасывают хворост, и в ее тело вколачивают кол, чтобы душа не вернулась к людям снова.

Валериус сморщил нос.

– Какие архаические обычаи, – промолвил он, качая головой. – Вы, германки, так целомудренны, потому что боитесь подобной кары?

– Нет, господин. Племя может выжить только тогда, когда все придерживаются традиций.

– Жизнь в диких лесах сурова, не так ли?

Пила молча кивнула.

– Странная родина, окруженная лесами и топкими болотами. Своеобразные обычаи. Зловещие.

Валериус задумчиво посмотрел на нее.

– Если я правильно понял твой рассказ, ты почувствовала бы себя как осужденная преступница, если бы у тебя отрезали волосы.

– Да, господин, именно так.

– Однако ты не совершила никакого преступления. Ты не замужем, поэтому ты не можешь быть неверна мужу, ты не влюблена, ты все еще девственница, и ты не нарушила никаких обычаев, не так ли?

– Да, господин.

Валериус рассмеялся:

– Щекотливая ситуация. По твоим германским законам все верно, однако ты в Риме, ты больше не свободна, ты рабыня, ты принадлежишь своему господину, и он может делать с тобой все, что захочет. Ты должна была послушаться Ромелию, потому что она твоя госпожа, но ты подняла против нее руку. Этим ты нарушила римский закон. В Риме за это также полагаются наказания, и они другие, чем у вас, германцев, но все же… итак, ты можешь выбирать: тебя или пригвоздят к кресту, и ты умрешь мучительной и медленной смертью, или бросят на арену диким зверям, тогда дело закончится быстрее. Да, вероятно, ты смогла бы бороться, как амазонка, с мечом, и у тебя был бы шанс победить в борьбе.

Лицо Пилы стало пепельным, она покорно опустила голову.

– Ты прав, господин, один мир не такой, как другой, и тем не менее они равнозначны.

Валериус приподнял брови.

– Мудро сказано, Пила. Я полагаю, ты понимаешь кое-что в философии, хотя никогда не посещала школу. Это мне нравится, поэтому я предлагаю тебе сейчас маленькую сделку. Это – сделка, ничего больше. Ты знаешь, что завтра у меня состоится большое пиршество, как заключительный акт игр. Это будет роскошный праздник, ожидается много гостей, благородных мужчин из Рима, сенаторов, консулов, а также богатых купцов. Их должны хорошо принять и развлечь, будет конвивиум с музыкой, танцами, пением, чтением стихов и остроумными разговорами. Будут предложены редкие кушанья и тонкие вина. На столах будет только серебряная и изысканная стеклянная посуда. Короче, это будет праздник, соответствующий моему положению в городе. Однако нас должны радовать не только цветы и ароматы, музыканты и танцоры, рабы тоже должны радовать глаз. Ты словно создана для этого. Поэтому ты будешь завтра присутствовать на этом празднике прямо в зале для пиршеств и в перистиле. Ты будешь обслуживать гостей, радуя их своим видом. Об этом я поговорю с Ромелией и попрошу ее отказаться от своего намерения отрезать тебе волосы.

Пила снова бросилась к его ногам.

– Я благодарю тебя, господин. Благодарю тебя за твою доброту и мудрость.

Валериус скривил губы.

– Я сейчас настроен милостиво, – сказал он. – Народ ликует при виде меня. Я охотно выказываю милость, и я не только выгляжу таким, я и в самом деле такой.

Довольный собой, он пригладил свою одежду.

– Посмотри на меня, Пила, ты существо из другого мира. Однако ты сказала, что они равнозначны, оба эти мира, поэтому и там ты красивая девушка, и здесь ты красивая девушка. Там ты должна была бороться, чтобы выжить, здесь ты делаешь то же самое. Однако я думаю, что борьба тебе предстоит нелегкая. Я дарю тебе твои волосы и твою честь. Ты даришь мне свое тело и свое целомудрие. Это – сделка. Не принято, чтобы сенатор заключал сделку с рабыней, сенаторы вообще не заключают сделок, так что это – маленький обмен подарками. Конечно, ты можешь также выбирать: умереть на кресте или на арене. Ты свободна в своем выборе.

Пила дрожала от еле сдерживаемого напряжения, которое побуждало ее схватить изящный нож для фруктов и вонзить его в сердце сенатора. Потом она будет с поднятой головой смотреть в глаза любому дикому зверю на арене.

Она сжала кулаки перед лицом и боролась против кипевшей в ней ярости, но она увидела два темно-голубых глаза на красивом лице цвета светлой бронзы, которые смотрели на нее. Она видела кровавый песок, меч, и дрожь от сдерживаемой ярости превратилась в сильное сердцебиение. Она подняла голову и посмотрела на Валериуса. Потом улыбнулась.

– Я не разочарую тебя завтра, господин, – пообещала Пила.

Валериус довольно кивнул.

– Где твое зеленое платье, которое я велел тебе сшить? – спросил он. – Ты должна будешь завтра надеть его.

– Извини, господин, но оно постирано, потому что на нем была кровь.