Наследство Пенмаров - Сьюзан Ховач Страница 24

— Значит, ты вернулся, — произнес он наконец. — Я все думал, вернешься ли ты.

— Да, сэр.

Но больше смотреть на него я не мог. Я слишком отчетливо понимал, что ничего не чувствую — никакого отклика, никакой неуловимой ниточки связи, никакой общности, никакого понимания, никакой любви. Он был просто чужак, которого я так никогда и не узнаю.

— Видимо, у тебя имеется серьезная причина для визита, — сухо сказал он. — Я не наивен. — В ответ я промолчал, и он коротко добавил: — Ты, конечно, знаешь о Харри. Не думай, что теперь тебе достанутся все мои деньги. Не достанутся. Я достаточно дал тебе, чтобы очистить свою совесть. Я добавлю долю Харри к приданому Клариссы в надежде, что кто-нибудь женится на ней ради денег. Господь свидетель, никто бы не захотел жениться на ней из-за ее репутации.

Я был смущен. В замешательстве я оглядывал большую круглую комнату с окнами, выходящими на пустошь, и продолжал молчать.

Наконец, он сардонически спросил:

— Ну что ж, признавайся, сколько тебе надо?

— Если… если бы вы могли предоставить мне эту сумму как часть наследства, а не в качестве подарка…

— Естественно. Сколько?

Я назвал цифру.

— Зачем тебе эти деньги? Разве твой отец не дает тебе содержания?

Мы вступили на опасную тропу. Скованность постепенно проходила, и я начал ощущать боль, но, когда я заговорил, мой голос был суше, чем прежде, — это был холодный, резкий голос уверенного в себе человека:

— Сэр, я не хочу просить у него такую сумму, поскольку она не может быть определена как часть наследства. Он собирается оставить большую часть своих денег моему младшему брату.

— Правда? И отчего же, как ты полагаешь?

Боль пронизывала меня, задевала каждый мой нерв, а лицо горело под его взглядом.

— Из чувства справедливости, сэр… поскольку я унаследую Пенмаррик… — Я едва соображал, что говорю: — Найджелу должен достаться особняк Гвикеллис… и это справедливо и честно…

— Не могу придумать ничего более несправедливого, чем лишить наследства старшего сына ради младшего… если, конечно, Касталлак не уверен, что у него только один сын.

После этих слов мне показалось, что я больше ни секунды не вынесу боли. Я поднялся и побрел прочь из комнаты. Но он меня остановил. Он принял мое унижение за ярость и, когда я повернулся к нему спиной, нащупывая ручку двери, окликнул меня быстрым, неровным голосом:

— Подожди! Я дам тебе деньги. Незачем злиться. Прошу прощения, что так много говорил о болезненном для тебя предмете, но с тех пор, как ты приходил сюда с матерью, я все думал, уж не… ну, да ладно, теперь это не имеет значения. А сейчас подойди к секретеру и открой ящик… Да, этот. Там ручка и бумага. Тебе придется писать под диктовку. Я попрошу Требарву, моего юриста, дать необходимые распоряжения банку, чтобы тебе перевели деньги.

Огромным усилием воли я успокоил трясущиеся пальцы, взял ручку и написал, что было велено.

Когда письмо было составлено, он посоветовал мне потратить деньги с пользой, а не растранжиривать их на карты, лошадей и женщин, как это принято у Пенмаров, но к тому времени я уже взял себя в руки и злость уже вытесняла боль. Когда я огрызнулся: «Меня зовут Касталлак, а не Пенмар, сэр», — мой голос был холоден, как серое море за окном, и безразличен, как пустошь за усадьбой.

— О да, — сказал он. Наши взгляды скрестились на одну долгую минуту, и я почувствовал то, чего не хотел чувствовать: отклик в душе, вспышку понимания, тень сочувствия, которые не мог не признать. — О да, — повторил Жиль Пенмар, и в его сухом, исхудалом лице я прочел муки одиночества и смог его простить. — Тебя зовут Касталлак. — Губы его сложились в чуть заметную, вежливую усмешку. — Прошу прощения.

Вскоре после этого я ушел. Я почти бежал по темному коридору в галерею, и все мертвые Пенмары, казалось, насмехались надо мной из своих рам, когда я, спотыкаясь, спускался по лестнице в вестибюль. В тот момент ни один дом не казался мне таким угнетающим, как Пенмаррик, и, убегая по подъездной дорожке, я в приступе отчаяния пожалел, что мой прапрадед выиграл ту знаменитую игру в кости с принцем-регентом. Лучше бы он оставался никому неизвестным человеком по имени Бейкер до самого конца своей карьеры авантюриста.