Рискованное пари - Виктория Александер Страница 24

Кэсси попыталась было возразить, но умолкла. Этот самодовольный мужлан и без лишних слов понял, как взволновало ее прикосновение.

Заложив руки за спину, лорд Беркли продолжал осмотр полок.

— А у вас есть любимые книги, мисс Эффингтон? Или писатели?

— Любимые?..

Ей нравилось читать сплетни в «Ежемесячном вестнике Кэдуоллендера». И в «Кунсткамере Аккерманна», но последнюю Хэсси читала главным образом, чтобы не отставать от моды. А еще она старательно штудировала «Дом и мебель» мистера Хоупа и «Интерьеры» — именно штудировала, а не читала, поскольку почти все место в журналах занимали рисунки и описания предметов мебели и убранства комнат. Но любимая книга…

— Трудно выбрать что-то одно, — нерешительно промямлила она.

— Точно. Я не раз замечал, что выбираю книги в зависимости от настроения или, если угодно, состояния души, хотя в это и нелегко поверить. — Разглагольствуя, Беркли искоса поглядывал на собеседницу. — В муках, предшествующих полету, я часто обращаюсь к излияниям Кристофера Марло. А вы знаете Марло?

Кого? Кэсси пренебрежительно фыркнула:

— Кто же его не знает?

— Да, он знаменит. Мне особенно запало в душу стихотворение «Страстный пастух — своей возлюбленной».

— Как и всем. — Кэсси усердно кивала и думала, что в юности напрасно пренебрегала чтением. Лучше бы этот разговор вообще не состоялся. Выставлять свое невежество напоказ перед лордом Беркли она вовсе не желала: ни к чему ему считать, что она плохо разбирается в литературе, даже если это полностью соответствует действительности.

Я знаю его наизусть. — И лорд Беркли без запинки прочел: — «Приди, любимая моя! С тобой вкушу блаженство я. Открыты нам полей простор, леса, долины, кручи гор» [1].

— О Боже… — ахнула Кэсси, растеряв все слова. — Это же… совершенство!

Он рассмеялся:

— Даже из уст человека, далекого от идеала?

— Совершенство здесь заключено в словах, милорд, — невнятно пробормотала Кэсси. Стихи и вправду поразили ее в самое сердце, но она скорее отрезала бы себе язык, чем призналась, что исполнение ей тоже пришлось по душе.

Теперь Кэсси понимала, каким образом лорд Беркли заслужил свою пресловутую репутацию. Знание поэзии и прекрасный тембр голоса способны произвести впечатление на любую даму, особенно если стихи произносятся так, будто предназначены ей одной. А если прибавить завораживающие глаза и заразительный смех… Кэсси вдруг поймала себя на мысли, что ей хочется махнуть рукой на осторожность и броситься собеседнику в объятия.

— А ведь он был совсем другим.

— Кто?

Как поступил бы Беркли, кинься она ему на шею? Несомненно, сразу воспользовался бы преимуществом. Ее слабостью. Обнял бы ее. И целовал бы до бесконечности. А потом унес в постель. Овладел ею. Отнял у нее честь. Погубил бы ее. Разрушил жизнь…

— Далеким от идеала, — деловито продолжал лорд Беркли, не сводя глаз с книжных полок. — Вы бы его осудили. Еще молодым он погиб в пьяной драке… Но вы не ответили на вопрос, мисс Эффингтон. Среди этих книг есть ваши любимые? — И он опять указал на полки.

Чтобы взять себя в руки, Кэсси глубоко вздохнула. Почему-то ее не покидало жгучее сожаление и разочарование — оттого, что она еще не ступила на путь погибели.

— Дайте подумать… Нелегкий выбор. — Взглядом она лихорадочно обшаривала полки.

Если уж выбирать, то писателя, о котором она хоть что-то слышала. Ни в коем случае нельзя выставить себя на посмешище. Внимание привлек целый ряд томов в красных кожаных переплетах с оттиснутыми на корешках буквами «Шекспир».

Кэсси одарила собеседника ослепительной улыбкой.

— Шекспир, разумеется.

— Ну конечно. — Он ответил на улыбку, а Кэсси нестерпимо захотелось протянуть руку и коснуться пальцем подрагивающего уголка его губ. — А что именно у Шекспира вы предпочитаете?

Она назвала первое, что пришло в голову:

— «Двенадцатую ночь». Беркли рассмеялся:

— Надо было догадаться, что вам полюбилась история женщины, которая выдавала себя за мужчину. Или поменявшихся местами близнецов?

— Честно говоря, и то и другое. — От облегчения Кэсси едва держалась на ногах.

Ей и вправду нравилась «Двенадцатая ночь», которую она не читала, зато видела в театре. Делия затащила ее на спектакль несколько лет назад, и сюжет с недоразумениями, путаницей и переодеваниями увлек Кэсси.

— Боюсь, эту пьесу я знаю неважно, но… — Беркли сосредоточенно нахмурился. — «Любовь питают музыкой — играйте!»

«Иные родятся великими, иные достигают величия, а иным величие жалуется» [2], — машинально выговорила Кэсси. А это еще откуда? Похоже, Шекспира она знает лучше, чем ей кажется. Эта мысль вызвала у нее довольную улыбку.

— Отлично. — Беркли не сводил с нее любопытных глаз. — Признаться, мисс Эффингтон, вы не устаете изумлять меня.

— Вот как?

— Не знаю, что и думать о вас. — Он покачал головой. — Вы интригуете и раздражаете, завораживаете и приводите в ярость.

— Неужели? — Кэсси рассмеялась, притворяясь беспечной. Между тем столь лестный комплимент она слышала впервые.

Он вгляделся ей в глаза.

— Вы — воплощенное противоречие, мисс Эффингтон, единство противоположностей. На словах вы так заботитесь о приличиях и безупречности — но лишь в вашем понимании. А потом поступаете, как считаете нужным.

— Чепуха, милорд, — возмутилась Кэсси, только теперь заметив, как близко к ней он стоит. Ради соблюдения приличий — в чьем угодно понимании — расстояние между ними требовалось срочно увеличить. Сделать хотя бы шаг назад. Но она не шевельнулась. — На самом деле все обстоит иначе.

— Нет, именно так, как я говорю. Светским правилам вы следуете лишь тогда, когда они вас устраивают. Вы сами сказали, что ни за что не переступите порог клуба для джентльменов, и я готов поручиться: причина проста — там ничто не представляет для вас интереса.

— Что за нелепость!

Но конечно, лорд Беркли был прав: если бы Кэсси захотелось узнать, что творится в «Бруксе», в «Уайтсе» или в любом другом мужском святилище на Сент-Джеймс-стрит, она непременно нашла бы способ удовлетворить свое любопытство.

— Независимо от моих желаний я бы никогда…

— Мисс Эффингтон. — Он шагнул еще ближе и остановился почти вплотную к ней. Серые глаза разгорелись, но голос звучал холодно. — А как бы вы поступили, если бы я немедленно заключил вас в объятия и поцеловал?

— Ответила бы вам пощечиной, милорд, — отрезала Кэсси непреклонным тоном, с ужасом понимая, что ее тянет к нему. Именно поцелуя она в эту минуту и ждала.