Мечты Энни - Маурин Ли Страница 24

— В школе ей станет лучше.

Приступив к занятиям, девочки узнали, что в школе Гренвиля Лукаса появился новый учитель. Мистер Эндрюс по виду ничем не отличался от школьника. Девчонки безнадежно в него влюбились, несмотря на то, что он носил очки и уж точно не обладал привлекательной внешностью. Однако в нем было что-то беспечное и возбуждающее радость, что влекло к нему в равной степени и мальчиков, и девочек. Мистер Эндрюс относился к своей работе с энтузиазмом, чего так недоставало другим учителям. Да и одевался он не так, как они, предпочитая вельветовые брюки и свитер с высоким воротом, выглядывающим из-под поношенного твидового пиджака.

— Доброе утро всем! — говорил мистер Эндрюс, врываясь в класс с горящими глазами и потирая руки, словно и вправду был очень рад их видеть.

— Доброе утро, мистер Эндрюс, — хором отвечали дети. Им было велено не называть его «сэр».

С тех пор уроки английского языка стали очень интересными.

— Если бы только мы с вами смогли изучать произведения, написанные писателями двадцатого века, — как-то пожаловался мистер Эндрюс, — но эти чертовы власти не позволят нам этого сделать.

Класс так и ахнул. Учитель ругается!

Мистер Эндрюс решил, что нужно организовать драмкружок.

— Кто хотел бы в него записаться? — спросил он. — Он не только полезен с образовательной точки зрения, но и приносит массу удовольствия.

Все как один подняли руки. Энни и Сильвия всегда искали возможности заняться чем-нибудь интересным.

— Наверное, стоит оговориться. Драмкружок будет проходить после школьных занятий.

Глаза мистера Эндрюса блеснули озорным огоньком.

Половина рук сразу же опустилась. Он засмеялся.

— Думали, удастся сачкануть, так ведь? Что ж, придется вам подумать еще раз. Все подающие надежду лицедеи в четыре часа собираются в гимнастическом зале. В чем дело, Дерек?

— А что такое «подающие надежду лицедеи», сэр? Звучит как-то грубо.

— Я же просил вас не называть меня сэром. Подающий надежду лицедей, Дерек, — это человек, который хочет стать актером, что, очевидно, не имеет к тебе никакого отношения.

Мистер Эндрюс подумал, что следует начать с чего-нибудь попроще, вроде пантомимы. После того как большинством голосов решено было поставить «Золушку», он сказал, что сам напишет сценарий.

— Ну зачем же было отказываться от роли? — спросила Сильвия, когда они с Энни, взявшись за руки, возвращались домой.

— Я бы не решилась выйти на сцену, когда на меня все смотрят! — Энни вздрогнула. — Мистер Эндрюс предложил мне стать костюмершей, хотя мужские костюмы возьмут напрокат. Костюмерша! Не правда ли, звучит великолепно? Я попрошу у Дот электрическую швейную машинку. Она исправно работает, и ею никто не пользуется. Я ужасно взволнована! А ты станешь великолепной актрисой, Сил.

— Надеюсь, у Бруно нет насчет этого предрассудков. Иногда у него появляются странные идеи. Может, выпьем кофе?

— Мы и так ужасно задержались, у нас просто нет на это времени, — с сожалением сказала Энни. — Я должна приготовить ужин.

— Как бы я хотела тебе помочь! С тех пор как мы переехали в «Гранд», я научилась готовить. Теперь я умею чистить картофель со скоростью вихря.

Энни почувствовала себя очень неловко.

— Ты ведь не обижаешься, Сил, что я не зову тебя в гости? То есть я хочу сказать, что я часто бываю в вашем отеле, а вот ты еще ни разу не переступала порог моего дома. Это потому, что отец крайне подозрительно относится к посторонним.

— Ну конечно не обижаюсь, — сказала Сильвия.

— В любом случае, даже если бы ты когда-нибудь пришла ко мне в гости, то никогда бы больше не захотела сделать это снова. Моя мать не открывает рта. В отличие от вашего дома, наш напоминает склеп.

Лицо Сильвии выражало сочувствие.

— Должно быть, тебя это сильно угнетает.

Какое-то время Энни ничего не говорила.

— Ты будешь смеяться, но нет, — наконец сказала она. — Я едва задумываюсь об этом. — Она обеспокоено посмотрела на подругу. — Дот постоянно говорит, что мой отец болен. Это звучит ужасно, однако я ничего не замечаю. Я просто готовлю ужин и жду не дождусь, когда же наконец увижусь с тобой, чтобы пойти в кино или клуб.

Девочки остановились напротив маленького галантерейного магазина. Витрина была доверху набита пакетами с шерстью. Полдюжины дешевых хлопчатобумажных платьев криво висели на вешалках.

— Да кто же, в самом деле, носит этот жуткий хлам? — язвительно сказала Сильвия.

— Думаю, женщины, которые не могут позволить себе ничего другого.

— О боже! — Сильвия легонько ударила себя по лбу. — Какой же я сноб! И как ты меня терпишь?

Энни засмеялась.

— Потому что ты мне нравишься!

У Сильвии был жалкий вид.

— На следующей исповеди я должна рассказать отцу МакБрайду, что вела себя, как сноб.

— А разве снобизм является грехом?

— Я раскаиваюсь в нем на всякий случай. — Сильвия очень серьезно относилась к исповеди. — А о чем ты рассказываешь во время исповеди, Энни? Мне трудно представить, чтобы ты делала что-нибудь плохое.

— Я никогда не совершала смертных грехов, — серьезно сказала Энни. — По крайней мере, мне так кажется. Не знаю, как бы Церковь отнеслась к тому, что я помогла Мари сделать аборт, впрочем, в этом я не исповедовалась. Священник может увидеть твое лицо сквозь решетку, если прежде не узнал тебя по голосу. Иногда я говорю неправду, но это ложь во спасение, а еще я немного тщеславна, хотя в гораздо меньшей степени, чем ты. Я просто бормочу что-то вроде того, что у меня было несколько дурных мыслей, и в качестве покаяния получаю пять молитв «Аве Мария» и пять «Отче наш».

— Но ведь у тебя нет по-настоящему дурных мыслей, правда?

Подруги свернули на Орландо-стрит. Длинные стены, выложенные из красного кирпича, казалось, тянулись бесконечно. Кругом не было ни души. Энни задрожала. Иногда она задавалась вопросом: а вдруг ее жизнь станет похожей на эту улицу — такой же пустой, скучной, и каждый следующий год ничем не будет отличаться от предыдущего, вот как эти дома.

Она остановилась, и Сильвия посмотрела на нее с недоумением.

— Что случилось?

— Ты спросила, бывают ли у меня дурные мысли? Нет. Однако по-настоящему меня волнует их полное отсутствие, — трагическим голосом произнесла она.

— Не глупи, — дружеским тоном сказала Сильвия. — Мы говорим на разные темы, и у тебя всегда есть собственное мнение.

— Вообще-то это трудно объяснить… — Энни запнулась, словно пыталась подобрать нужные слова. — Я хочу сказать, что у меня нет глубоких мыслей. Причина, по которой Мари сошла с пути истинного, кроется в том, что дома у нас ужасно. Почему же я не сделала ничего столь же неприглядного? Отчего я всегда такая спокойная и правильная? Похоже, ничто не способно на меня повлиять. Я никогда не плачу, не устраиваю сцен и даже не теряю над собой контроль. Создается впечатление, что у меня вообще нет чувств.