Горький вкус времени - Айрис Джоансен Страница 24

– А я думала, что отучила тебя от грубости. – Катрин подняла руку, видя, что Жюльетта собирается возразить. – И не говори мне, что прямота – это не грубость. Я тысячу раз это слышала и верю в это не больше, чем раньше.

Губы Жюльетты тронула невольная улыбка.

– Что ж, но ведь глупо с твоей стороны считать, что мы сможем всю жизнь провести в аббатстве.

– Не всю жизнь. Но я не понимаю, почему бы нам не остаться здесь еще на год. Монахини больше не дают нам уроков, но я уверена, что они нас не прогонят. Я не дворянка, и мне нет никакого резона бежать из страны. – Катрин отвела глаза от Жюльетты. – И твоей матери теперь покровительствует богатый торговец, который может гарантировать ей безопасную жизнь в Париже. Так что она наверняка тоже не заберет тебя.

– Несомненно, моя мать давно забыла, что у нее есть дочь.

– Не думай так! – Глаза Катрин затуманились от огорчения. – Она не посылает за тобой, возможно, считая это неприличным… в нынешних обстоятельствах.

Жюльетта покачала головой.

– У тебя такой вид, словно ты сейчас зарыдаешь. Мне безразлично ее отношение. Я рада, что ей все равно, где я. И я могу не покидать аббатства. Мне здесь нравится. – Она задула свечу. – Давай выбираться. Как, по-твоему, могу ли я работать, когда у тебя коленки друг о дружку стучат так громко, что мешают мне сосредоточиться?

– Я не боюсь. – Катрин быстро направилась к двери и облегченно вздохнула, переступив порог и оказавшись на солнце. – Но нам лучше вернуться в аббатство. Преподобная мать удвоит тебе наказание, если ты не объявишься к полуденному колоколу.

– Не сейчас. – Жюльетта последовала за Катрин и задвинула на засов тяжелую дверь. Затем села на траву и удобно откинулась на стену склепа. – Побудь со мной немного. – Она закрыла глаза и подставила лицо солнечным лучам. – Мне надо собраться с силами. Один бог ведает, сколько лье каменных полов мне повелят скрести в этот раз.

– Возможно, преподобная мать разрешит помочь тебе.

– С какой это стати тебе мучиться? – Жюльетта улыбнулась с закрытыми глазами. – Я грублю, святотатствую и вообще вечно доставляю тебе хлопоты.

Жюльетта явно не торопится смириться, подумала Катрин. И села напротив подруги.

– Возможно, ты так и не сумела избавить меня от глупости.

Улыбка Жюльетты исчезла.

– А что?

– Прошлой зимой меня донимал страшный кашель, а ты не спала целыми ночами, возясь со мной. Почему?

– Это другое дело. Ты такая, что тебе все хотят помочь.

– Почему ты притворяешься, что тебе ни до кого нет дела? Помнишь ту бедную крестьянку, что убежала от своего мужа и родила в аббатстве? Ты возилась с младенцем, пока она не поправилась настолько, чтобы покинуть аббатство.

– Я люблю малышей.

– А как насчет его матери? Ты целый год обучала ее читать, чтобы она могла найти себе в Париже работу с приличным жалованьем.

– Ну, я же не могла допустить, чтобы Иоланда вернулась к ленивому мерзавцу, своему мужу. Он бы за считанные дни забил ее до смерти, а ребенок бы умер с голоду. – Глаза Жюльетты неожиданно озорно блеснули. – Так что мной двигал простой эгоизм. Я никогда не стану такой святой, как ты.

Катрин озадаченно смотрела на Жюльетту, не в силах припомнить, когда еще подруга бывала в таком настроении.

– Я стараюсь делать то, что положено. Я никакая не святая, какой ты меня выставляешь.

– Достаточно близко к ней. – Жюльетта сморщила носик. – Но я тебя прощаю, потому что ты не зануда. – Она отвела взгляд. – Я буду скучать по тебе.

– Я же сказала тебе, что…

– Ты всегда думаешь, что все будет хорошо. Нам повезло, что у нас были эти годы. По крайней мере, мне повезло – жить здесь, в аббатстве. – Жюльетта посмотрела на свои испачканные краской руки. – Вначале мне казалось, что я аббатство возненавижу. Все эти правила, стояние на коленях, чистка полов.

Катрин коротко рассмеялась:

– Да ты же нарушаешь чуть ли не все правила, а скребешь полы на коленях, только когда попадаешься.

Жюльетта не слушала.

– А потом я старалась найти в сестрах что-нибудь уродливое, но поняла, что в них этого нет. Они… хорошие. Даже сестра Матильда не осознает свою нелюбовь ко мне. Она считает, что наказывает меня исключительно ради блага моей бессмертной души.

– Возможно, ты ей нравишься. На меня она тоже часто сердится.

Жюльетта покачала головой:

– Она моложе и умнее других монахинь. И понимает, насколько я эгоистична.

Катрин почувствовала себя беспомощной. Жюльетта, которая всегда была сильной и которой никогда ничего не было нужно, теперь нуждалась в чем-то, что могла дать Катрин, а та не имела ни малейшего представления о том, что бы это могло быть.

Жюльетта коротко рассмеялась.

– Я вижу, ты не споришь со мной.

– Ты можешь быть удивительно доброй, когда тебе этого хочется. Но временами ты настолько увлекаешься рисованием, что забываешь о нуждах других.

– А ты думаешь обо всех слишком много. Это опасная практика. Гораздо безопаснее жить только для себя, не думая о других.

– И от меня ты смогла бы отказаться?

– Нет, не смогла бы. – Жюльетта сжала руки. – А вот ее я вычеркнула.

– Ее?

– Королеву, – прошептала Жюльетта. – Я вычеркнула ее из памяти и не хочу о ней думать. Я нигде не была счастлива до аббатства. И я хочу остаться здесь с сестрами и писать удивляющие всех и меня картины и поддразнивать тебя, когда ты становишься слишком чопорной и правильной. Я не хочу уезжать отсюда и отправляться к ней на помощь.

– Настоятельница сказала, что Национальная ассамблея поместила королеву и всю королевскую семью в Тампль для их же безопасности.

– Они говорили то же самое, когда заставили их уехать из Версала в Тюильри. Но то был переезд в другой дворец, не в тюрьму. Башня Тампль мрачная и угрюмая.

– Ты ничего не могла бы сделать, чтобы помочь ей, даже если бы уехала из аббатства, – добавила Катрин. – И хотя им будет не так удобно в башне, зато, я уверена, там они вне опасности.

– Может, я и эгоистична, но лгать себе не стану.

– Но преподобная мать сказала, никто не причинит им вреда…

– Не хочу говорить об этом. Я уже решила, что не уеду отсюда, пока Жан-Марк не заберет тебя. – Взгляд Жюльетты вернулся к розовым стенам аббатства, и напряженное выражение сошло с ее лица. – Здесь есть тишина. Прекрасная тишина. До приезда сюда я и не знала, что можно писать тишину.

Катрин поняла. В последних картинах Жюльетты разливалось спокойствие, приглушенное, как покой часовни на рассвете.