Боковая ветвь - Ирина Степановская Страница 24

Когда через несколько минут она свернула на набережную Екатерининского канала, храм Спаса на Крови, отреставрированный и будто умытый, обиженно посмотрел на нее, подавленный ее мрачным пренебрежением. Она даже не взглянула в его сторону. А он, в кудрях сочной зелени, в кружевах чугунной решетки, миражом возвышающийся прямо из водной глади канала, приглашал ее оглянуться и будто предостерегал: «Не бывать удачной дороги следующим по земле равнодушно! Милая, задержись на минутку! Взгляни на музыкантов-бродяг, не жалей, кинь им денег! Послушай переливы скрипок у храма, волнующее „Yesterday“ саксофона! Откликнись на застенчивое соло а капелла, что трогает до глубины души каждый вечер. Пожалей девочку, что поет Шуберта, ожидая подачки от иностранных туристов, а ведь у нее очень нежный голос, который нельзя перенапрягать, и мерзнут по вечерам коленки — ветер с реки суров, а ее пока греет только любовь к искусству».

Но ничего этого не замечала Алена. Она не любила пялиться по сторонам. Пусть приезжие глазеют на красоты да интересуются, что в каком здании раньше было. Ей на это плевать. Этот город ее собственность точно так же, как своими и неприкосновенными она считала дом, мужа и сына. Она родилась в этом городе и в нем же жила только настоящим. Какое ей дело, кто расхаживал здесь сто лет назад! Все равно с тех пор многое изменилось. Ей важен сегодняшний день. Свой собственный дом, дача, школа, поликлиника, магазины, рынок — вот и все, что ей нужно было для жизни.

Конечно, она знала, где что находится — театры, музеи, дворцы. Но везде была по разу — и только. Чего ради было таращить по десять раз слипающиеся глаза на диван Пушкина или на стол Достоевского? Она этого не понимала. Когда ей рассказывали, в какой адской неустроенности жила в Фонтанном доме Анна Ахматова, Алена лишь в недоумении пожимала плечами: «Что значит в неустроенности? Значит, не хватило ума устроиться по-человечески! Вот и все!» — считала Алена.

Она любила отдыхать у теплого моря. Закатиться на месяц в Испанию и там погудеть без оглядки! Вот это отдых! Правда, в последние годы она взяла себе за правило посещать модные выставки, музеи и концерты.

— Я была в Прадо, а теперь с нетерпением жду, когда привезут в Питер золото Трои, — говорила она знакомым и даже мужу, и Алексей потом долго еще подтрунивал над ее разочарованной мордочкой, с которой она разглядывала коллекцию Шлимана.

По Алениным глазам ясно было видно, что грубо обработанные серьги в стиле Елены Прекрасной ее не впечатлили. Она предпочла бы что-нибудь в духе Алмазного фонда Московского Кремля. Во всяком случае, от современных, стилизованных под троянское золото украшений, что продавались тут же в фойе, она с негодованием отвернулась:

— Какая гадость!

Алена была в разных столицах мира. Поездки не доставили ей особенного удовольствия. Ну, Елисейские Поля, ну, Пиккадилли-серкус… Ничего особенного. Она даже чувствовала себя ущемленной. У ее мужа все-таки еще не было пока достаточно денег, чтобы она совершенно свободно могла чувствовать себя в самых дорогих магазинах. Это ее оскорбляло. Ну ладно там местные капиталисты или американцы. Но в бутиках она повсюду слышала русскую речь. И с завистью наблюдала, как ничем не примечательные дамы, во всяком случае, ничем не лучше ее, запросто выкладывали за часы, за бриллианты, за антикварные вещи, даже за платья суммы, на которые она, Алена, должна была жить несколько месяцев, а то, может быть, и целый год. Правда, безбедно жить, не торгуясь. Но жить пока по стандартным меркам, не по меркам высшего класса. О том, что в Европе, как и в Америке, не говоря уже о России, есть огромный класс женщин, вынужденных каждый день трудиться и производить то самое, за что потом многие выкладывают «такие деньги», Алену совсем не интересовало.

— Быдло, что с него взять… — Она картинно разводила руками. По Алениным меркам, Наталья Нечаева относилась к этой же категории.

Подойдя к дверям офиса, Алена решительно встала перед видеокамерой, укрепленной у входа, и позвонила в скрытый звонок.

Охранник почтительно открыл перед ней уже запертую на ночь дверь, провел в прекрасный холл, в который выходило несколько дверей — наверх, в комнаты обслуги, в смотровой зал, но в кабинет Алексея не пустил.

— Босс распорядился никого никогда в кабинет не пускать! — вежливо, но твердо заявил он. — Если он даст распоряжение по телефону, тогда другое дело…

— Ну и свяжись с ним! — сказала Алена. Охранник послушно позвонил по сотовому.

— Абонент молчит! Все в порядке? — забеспокоился он.

— В порядке! Я тоже пока помолчу! — заявила Алена и заняла ключевую позицию в кресле в холле. Такую, чтобы было удобно наблюдать за всем происходящим. — Да, как тебя там… — поманила она охранника пальчиком.

— Сергей.

— Так вот, Сергей, если муж позвонит, не вздумай сказать, что я здесь! Просто передай мне то, что он скажет. Понял?

— Угу…

— Ну, смотри! Я ведь все равно узнаю, если будешь хитрить!

— Приготовить вам кофе?

— Давай.

Охранник ушел в комнату, где сидели еще несколько человек, его товарищей, а Алена от нечего делать открыла иллюстрированный журнал, где перечислялись все достоинства новейших автомобилей. Но автомобили ее никогда особенно не интересовали, и незаметно для себя она погрузилась в размышления о том, что делать дальше.