Скандальный портрет - Энни Берроуз Страница 23

Когда Нейтан потянулся к тесьме, удерживавшей застежку лифа, Эмитист резко вдохнула. Ее щеки вспыхнули, и Нейтан заметил, как забилась жилка у нее на шее. Она отвела глаза, стараясь смотреть куда угодно, только не на то, как он спускает платье с ее плеч.

Если бы Нейтан ничего не знал об Эмитист, то мог подумать, что у нее совсем нет опыта в подобных делах.

Но возможно, его и не было. Возможно, совращение в столь юном возрасте заставило ее отвернуться от других мужнин. Он уже понял, что тот француз не был содержателем Эмитист. Но едва ли Нейтан мог надеяться что после того опрометчивого поступка у нее больше совсем никого не было.

Он коснулся обнаженной груди Эмитист, и руки ее невольно вцепились в лиф платья. Она казалась такой робкой и нервозной в этой жалкой попытке сопротивления. Что бы ни происходило с ней в прошлом и какие бы причины ни привели ее сегодня к нему, этот поступок явно дался ей не легко. Эмитист не была похожа на женщину, меняющую любовников как перчатки. И похоже, совсем не умела ни флиртовать, ни дразнить, ни возбуждать. Ее приход сюда заставлял его предположить, что она хотела испытать с ним то, чего не испытывала с другими мужчинами.

В нем вдруг вспыхнуло жаркое, первобытное собственническое чувство. Нейтан наклонился и поцеловал ее шею в том месте, где бился пульс. На миг он ощутил себя завоевателем.

Но потом внутри у него похолодело.

Боже, да она опасна. Стоило лишь взглянуть на эту молочно-белую кожу, и его разум помутился. Нейтан вообразил ее такой, какой хотел видеть, забыв о реальности, окружавшей их обоих.

— Не шевелитесь, — воскликнул он, отпрянув. — Сидите неподвижно, чтобы я мог схватить этот растерянный взгляд, пока он не исчез. — И бросился назад к своему стулу, схватил карандаш, как будто от этого зависела его жизнь.

Эмитист не верила своим глазам. Нейтан начал раздевать ее, заставил трепетать от желания, а потом отпрянул и снова взялся за рисунок.

Когда Нейтан, наконец, снизошел до того, чтобы снова заговорить с ней, из его уст прозвучал упрек:

— Вы снова нахмурились.

— И вы бы хмурились, — возразила Эмитист, — если бы кто-то, раздев вас до половины, ушел в другой конец комнаты, чтобы заняться чем-то более интересным.

Нейтан ответил понимающей улыбкой:

— Мои извинения. Если бы я знал, что вам так не терпится разделить со мной постель, первым делом уложил бы вас туда, оставив рисование на потом.

Он отложил карандаш.

— Собственно говоря, я полагаю, что это было бы лучше всего. — Нейтан не спеша двинулся к дивану. — У меня такое ощущение, что после того, как я освобожу вас от того напряжения, которое буквально висит в воздухе рядом с вами, вы станете гораздо более сговорчивой в качестве натурщицы.

С порочной улыбкой Хэркорт наклонился и заключил ее в объятия. Чтобы удержать равновесие в его руках, Эмитист выпустила из рук лиф платья, и ткань тут же сползла вниз, обнажив ее тело настолько, насколько открытым никто не видел его с тех пор, как ей исполнилось десять лет. Устыдившись, она снова схватила его, как раз в тот момент, когда Нейтан подхватил ее и увлек через узкую дверь в соседнюю комнату — в свою спальню. Взгляд Эмитист остановился на кровати, стоявшей в самом центре. Скошенные потолки не оставляли иной возможности разместить ее, если хозяин не хотел каждый раз, ложась или вставая, биться о них головой.

Эмитист нервно сглотнула, когда Хэркорт уложил ее на кровать. Но он не дал ей времени для запоздалых сожалений, покрыв легкими поцелуями ее щеки, шею и плечи. У Эмитист перехватило дыхание, и она не могла произнести ни слова. Хотя в этот момент она едва ли была в состоянии что-то сказать. Лишь издавала легкие стоны удовольствия.

Когда Нейтан снова спустил лиф ее платья, ей уже не захотелось возражать. Покусывая и целуя ее груди, он все сильнее заставлял Эмитист чувствовать себя так, словно она сделана из чего-то невероятно вкусного. А потом его язык начал рисовать круги вокруг ее сосков, и она поняла, что никогда в жизни не испытывала ничего столь же восхитительного.

Внезапно Нейтан отстранился от нее, и Эмитист пожалела, что недостаточно смела, чтобы обхватить его за шею и удержать на месте вместо того, чтобы судорожно вцепиться руками в одеяло.

Однако он встал с постели только для того, чтобы стянуть через голову рубашку, выскользнуть из туфель и избавиться от бриджей.

Эмитист подумала, что, наверное, должна отвести взгляд, но Хэркорт, казалось, не обращал никакого внимания на то, что она смотрит. Так почему бы ей не смотреть? В любом случае она не смогла бы от этого удержаться. Нейтан выглядел гораздо эффектнее, чем все те мраморные статуи, которые она мельком видела в Лувре. По правде сказать, впервые увидев обнаженным взрослого мужчину из плоти и крови, Эмитист буквально лишилась дара речи.

Однако, прежде чем она смогла снова бросить на него взгляд, Нейтан уже оказался в постели рядом с ней и решительно принялся расправляться с ее одеждой.

Если бы, оставшись нагим, он остановился и посмотрел ей в глаза, Эмитист, пожалуй, не вынесла бы этого взгляда. Но Нейтана, казалось, гораздо больше интересовало то, что открывалось перед ним. Его вопиющая жажда ко всему, что было в ней, окончательно избавила Эмитист от смущения. А его ласки и поцелуи практически лишили способности мыслить. Он превращал ее в тающую от наслаждения жидкую массу, утратившую всякие признаки сознания. На этой постели больше не осталось места для стыдливости, сомнений и здравомыслия.

Эмитист отвечала на его ласки инстинктами, древними, как сама жизнь. Тянулась к нему, словно говоря, что готова к тому, о чем почти ничего не знала.

Когда Нейтан лег сверху и коленом раздвинул ей ноги, Эмитист почувствовала, как открывается ему навстречу. Движение было совершенно инстинктивным, поскольку она и представить себе не могла, что решится на немыслимое.

А потом он толчком вошел в нее.

И ее пронзила жгучая боль.

— О-о!

Нейтан сделал толчок.

— Ой, ой, о-о-ой!

Удовольствия как не бывало. Эмитист воспротивилась болезненному вторжению.

— Прекрати! — воскликнула она, упершись руками в грудь Нейтана и стараясь оттолкнуть его. — Ты делаешь мне больно. Я не хочу! — Как ей могло прийти в голову, что это хорошая мысль. Это было ужасно. — Прекрати, перестань, перестань!

— Какого черта? — Нейтан отстранился, встал на колени у нее между ног. Эмитист не могла быть девственницей. У нее ребенок.

Однако на внутренней стороне ее бедра алела кровь. И он припомнил, что почувствовал преграду еще до того, как она вскрикнула от боли.

Она была девственницей.

Как, черт возьми, такое возможно?

Перед глазами мелькнула черная пелена, но Нейтан поспешил закрыть их, чтобы не видеть ее, лежащую на боку, свернувшись в клубок и обхватив руками колени, с лицом искаженным страданием.