Дневник В. Счастье после всего? - Дебра Кент Страница 23

Как будто дом был для нее сейчас на первом месте! Меня удивляло ее оживление и самоконтроль. Теперь я понимаю, что страшный черный мрак ожидания наконец рассеялся для нее, папина смерть словно повернула выключатель, и теперь жизнь властно требовала ее к себе.

Мама попросила меня помочь перенести папино тело в гостевую комнату.

— Не могу, — сказала я. — Это как-то нехорошо выглядит, таскать папу по дому как мешок с бельем.

— Но это нужно сделать. Вэлери.

Я чуть не сломалась, не сдалась своему горю, — такой глубокий ужас переполнял эту минуту. Хотелось оставить папино тело, дать ему покой, а не волочить из комнаты в комнату. На секунду я даже пожалела, что у меня нет мужа. В такой ситуации я могла бы положиться на Роджера. В смысле верности Роджер был никуда не годен, но если речь шла об устранении каких-нибудь бугаев, о выяснении причин шума посреди ночи или разбирательств с прочими отвратительными домашними делами — тут Роджер был незаменим.

Глядя на тело отца, я как-то сразу сообразила, что надо разделиться — взяла его безжизненные руки, а мама подняла ноги. Казалось, он будет легким, как сумка с пером, но оцепенение сделало его тело твердым, как дерево, и тяжелым. Мама осталась уложить его, а я пошла в кухню звонить этой Финоле, которую известие о смерти племянника не очень-то сразило и опечалило. Она сказала, что уже выходит и что к нам может кто-то прийти помочь с поминками. Я плохо поняла ее, а уточнять не стала. Хотелось просто положить трубку.

— Папа точно хотел устроить эти поминки? — Я все еще не верила до конца.

Мама открыла кухонный шкафчик, в котором они хранили всякие важные бумаги, кредитные карты, связанные резинками, деньги в жестяной коробке из-под печенья.

— Здесь все написано. — Она протянула мне конверт.

На нем папиной рукой было выведено: «Похоронные распоряжения». Я открыла конверт и вынула оттуда лист специальной желтой бумаги. «Когда я скончаюсь, — писал он, — сообщите, пожалуйста, моей двоюродной бабушке Финоле и двоюродному дедушке Тимоти в Бостон. Они сделают все необходимые приготовления к похоронам и поминкам по ирландским обычаям». Еще отец написал собственную эпитафию. У меня сжалось сердце — каково ему было представлять и обдумывать свой надгробный камень?

«Нет на земле такой боли, которую небо не может исцелить».

В одиннадцать утра зазвонил звонок. Я посмотрела в дверное окошечко. Снаружи стояли две женщины и мужчина, все трое были мне незнакомы.

— Чем могу помочь? — Я приоткрыла дверь.

— Нас послала Финола Райан, — шагнула вперед одна из женщин. — Мы члены Американского Братства ирландцев, пришли помочь вам с поминками.

На вид она была плотная и крепкая, на целый дюйм выше меня, длинные седые волосы гладко зачесаны и собраны в пучок. Вторая женщина была помоложе и постройнее, еще был высокий парень, едва за двадцать, с огненно-рыжими волосами. Одежда на них была поношенная, но опрятная, брюки у парня тщательно выглажены, а женщины, видно, очень заботятся о волосах.

— Я Розмэри О’Хара. Это миссис Фини, а это мистер Килпатрик.

Каждый из представленных приветствовал меня вежливым кивком. Я заметила сумки у них в руках.

— Сочувствую вашей утрате, мэм, — сказал молодой человек.

— Глубоко сочувствую, — пробормотала миссис Фини.

Тут мама тоже подошла к двери.

— Мои соболезнования, миссис, — сказала ей миссис О’Хара и протянула руку. — Где ваш муж, дорогая?

Мама пошла в сторону гостевой комнаты.

— Не хотите кофе? Или чаю?

— Нет, спасибо, миссис Райан. Просто скажите, где у вас туалетная комната, чтобы помыть руки. — С последними словами этой фразы она дотянулась до часов с кукушкой и вынула батарейку. — Все часы надо остановить в знак уважения.

— Ванная в конце коридора, первая дверь налево.

Розмэри и другие уверенно прошествовали по коридору.

— Вы можете принять участие, — донесся ее голос, — хоть вы и не знакомы с этим. Это особенно важное время, знаете, когда мы провожаем наших любимых в загробную жизнь.

Мама взяла вниз переносной телефон, чтобы обзванивать родственников и друзей. Я стояла, как пришитая к месту, пока эти члены Американского Братства ирландцев делали свое дело. Они бережно раздели тело отца и обмыли его белой губкой, смоченной в маленьком фарфоровом тазике. Юный мистер Килпатрик умело побрил лицо отца синей одноразовой бритвой, пока женщины быстро убирали комнату, доставая разные принадлежности из своих сумок. Они поставили свечи на ночной столик, потом одели отца в какой-то церковный костюм, положили на грудь распятие и аккуратно вложили в руки четки. Когда они закончили, он стал похож на епископа. Он больше ничем не напоминал моего отца.

— Его дядя Тимоти прочтет молитвы по четкам в полночь и утром, — сказала миссис О’Хара, заметив мой взгляд.

Я даже не знала, что сказать. Ощущение было такое, будто дом взяли партизаны.

— Мне понадобится несколько простыней, — сказала миссис О’Хара, сдувая с лица влажную прядь. — Столько, сколько у вас зеркал. Лучше белые, но и другие подойдут.

Я уже собралась предложить купить новые (у мамы вряд ли доходили руки до стирки), но в ящике с бельем нашлось достаточно чистых простыней, белых и светло-желтых. Одни повесили вдоль кровати, другими закрыли зеркала.

Миссис Фини поставила на стол в столовой что-то сухое и коричневое. Потом я поняла, что это нюхательный табак.

Зазвонил звонок, миссис О’Хара посмотрела на часы.

— Ну, началось. — Она улыбнулась. — Посещения продлятся до полуночи. Кто-то все время должен быть здесь с вашим отцом. Мы можем сменить вас, если вам или вашей маме будет нужен перерыв.

К шести вечера дом был полон друзей и родственников. Приехала целая ветвь бостонских Райанов, которых я ни разу не видела, включая пресловутых тетю Финолу и дядю Тима. Она была тощая, жилистая и напрочь лишенная чувства юмора. Он был полной ее противоположностью: толстый, неряшливый и общительный. В какой-то момент двое мужчин, совершенно мне незнакомых, принялись бороться на полу в гостиной. Тим объяснил, что это ирландский обычай — «поминальные игры». Мама попросила их «поиграть внизу, пожалуйста». Она наверняка считала неприличным для взрослых людей играть в игры при таких печальных событиях. Финола сердито взглянула на нее.

— Игры на поминках — старинный обычай, — сообщила она и, казалось, чуть подалась назад, готовясь к схватке. Так оттягивают тетиву со стрелой, прежде чем выстрелить. — Если вы не давали вашему мужу быть ирландцем при жизни, позвольте ему хотя бы после смерти стать им, — резко сказала Финола. — Теперь он вернулся в свой круг, и вы ничего с этим не сделаете.

Внезапно настала тишина. Мама, казалось, ушла в себя. Чуть склонив голову, направилась на кухню. Мы с сестрами побежали за ней. Я обернулась к Финоле, но она уже разговаривала с другими родственниками, словно не замечая, что ее злой язык причинил маме боль. Я смутно помнила, что от папы отвернулись его родители и сестра, когда он объявил о помолвке с мамой. Она не была ирландкой. И не была религиозной. В ней вообще не было ничего особенного — просто пария. Сегодня стало известно, что в семье была настоящая, нескрываемая борьба за расторжение помолвки папы с мамой. Эту кампанию проводила лично Финола. И когда папин отец умер от сердечного приступа, Финола несколько месяцев изводила папу, утверждая, что он убил отца выбором такой невесты.