С первого взгляда - Ребекка Пейсли Страница 23

– Сойер, дай я объясню, зачем мне нужна твоя...

– Не буду я слушать твои объяснения! Я сказал «нет» – значит, нет!

– Но ты не понима...

– Нет, нет, нет и нет! Это мое последнее слово, Сафиро. Я остался только для того, чтобы отремонтировать ваш развалившийся дворец.

– Ты фирменный мерзавец!

– Или форменный негодяй. Выбирай, что тебе больше нравится. Но в любом случае я не хочу иметь дела с тремя одряхлевшими бандитами.

– Ах так? Ну ладно!

Сафиро развернулась и, гордо вскинув голову, ушла.

Сойер вернулся, когда уже стемнело, и сразу направился в свою комнату, отказался от ужина – у него даже не было сил, чтобы поесть. Проходя мимо спальни Сафиро, молодой человек заметил под дверью свет и остановился. Ему показалось, что он слышит приглушенное всхлипывание. Она плачет? Плачет целый день – с тех пор как он накричал на нее в лесу?

«Ерунда, – подумал Сойер. – Женщины вечно плачут, если что-то выходит не по их».

Пусть ревет хоть всю ночь. Какое ему дело? Он весь день валил деревья и жутко устал. Еще не хватало волноваться из-за женских слез!

Все-таки надо войти. Он взялся за ручку двери... А если она не одета? Ну и что? Она-то видела его без одежды, и не раз.

Дверь тихо скрипнула, и Сойер увидел Сафиро. Девушка сидела на кровати, а вокруг были разложены маленькие портреты. Девушка была одета, но прозрачная ночная рубашка совсем ничего не скрывала.

Он видел ее тело под бледно-розовой тканью – темные кружки сосков и тень в ложбинке между грудями.

– Я... – пробормотал он, не в силах оторвать глаз от ее груди, – я подумал, что ты не спишь.

Сойер чувствовал себя юношей, который впервые увидел женские прелести.

– Я пойду...

– Если хочешь, можешь остаться.

Он не хочет. Хотя нет, он хочет!

Но это неприлично! Уже поздно, и на ней нет ничего, кроме рубашки. Трудно сказать, что может случиться, если он останется.

«Надо немедленно уйти», – подумал Сойер. И остался.

– Так, значит, вот где ты спишь, – сказал он, закрывая за собой дверь.

Ее спальня была такой же маленькой, как у него. В бутылках и банках стояли небольшие сосновые ветки, и сильный аромат хвои был под стать упрямому характеру Сафиро.

На полу лежал ковер – желто-красно-сине-зеленый. У Сойера даже в глазах зарябило от такой пестроты. На окнах развевались от ветерка занавески в красно-белую полоску. На подоконнике стоял оловянный подсвечник.

Дверцы шкафа были распахнуты. Там висели две потрепанные юбки, три старые блузки и красно-желтый костюм для верховой езды. Кроме шкафа, в комнате стояли кресло-качалка, деревянная этажерка, маленький столик. Кровать была покрыта коричневым куском ткани, таким же, из какого сшиты платья монахинь.

Одна стена была обклеена рекламными листками из тех, что обычно вывешивают в своих витринах владельцы магазинов. Мятые пожелтевшие листки рекламировали печенье, табак, мыло, оружие, патроны, муку, сахар, кукурузные хлопья, кофе и предметы галантереи.

Почти все надписи были сделаны на испанском языке, и Сойер не мог их прочитать. Листки сильно потрепались на сгибах. Было видно, что их много раз складывали и разворачивали.

Пока Сойер рассматривал комнату, Сафиро стала складывать портретики в железную коробочку с надписью «Банк Уистл-Каньон».

– Что это? – спросил молодой человек.

На каждом портрете была изображена женщина.

– Портреты, – ответила Сафиро. – Хочешь чаю? – Она кивнула на полупустую чашку с бледно-желтой жидкостью. – Он с лимоном.

Сойер удивился. Совсем недавно он накричал на нее в лесу, а она так мило ведет себя с ним!

– Нет, спасибо.

Сойер сел на кровать, помолчал, потом указал на портреты:

– Я слышал, как ты плакала. Ты что, плакала над этими портретами?

Девушка закрыла коробку.

– Да. Иногда я просто на них смотрю, а иногда плачу, когда на меня набрасывается грусть.

– Когда на тебя нападает грусть.

– Не важно. Я хочу сказать, что в грустном настроении могу и заплакать над этими портретами. А сегодня у меня грустное настроение, потому что ты не...

– Ты оплакиваешь незнакомых женщин? – перебил Сойер.

– Да.

– Почему?

Сафиро залезла на кровать с ногами.

– Потому что не знаю, кто они такие.

– Я тоже не знаю, кто они такие, но не плачу из-за этого.

– Ты не плачешь, потому что они ничего для тебя не значат, – сказала девушка.

– Как они могут что-то для тебя значить, если ты даже не знаешь, кто они...

– Я не хочу говорить об этих портретах. – Она соскочила с кровати, подошла к шкафу и закрыла его. – И много ты сделал за сегодня, Сойер? Без помощи моих людей?

Сойеру не хотелось спорить. Он сидел и разглядывал Сафиро. Ее лицо, тело, плечи, грудь...

Он медленно опускал глаза. Теперь, когда она стояла, можно было видеть темный треугольник у нее между ног.

– Сойер, – сказала Сафиро, – ты только сюда вошел, сразу начал пялиться на мою грудь. А теперь смотришь на...

– Не смотреть не так просто, Сафиро, тем более что на тебе совершенно прозрачная...

– Эту рубашку мне отдала Асукар. – Девушка нисколько не смутилась. – Ей подарил ее один из любовников. Наверное, она протерлась от времени, вот и просвечивает.

Сойер с трудом заставил себя поднять глаза и посмотреть девушке в лицо.

– Но ты же не сердишься на меня за то, что я на тебя смотрю?

– Я тебе уже говорила – ты поедаешь меня глазами, потому что ты мужчина и не можешь по-другому.

– Ты хочешь сказать, пожираю тебя глазами?

– Да, я так и сказала.

Сафиро подошла к окну. Оглядела двор. «Наверное, Сойер уже все починил». Однако все, как было, так и осталось: забор – покосившийся, дверь сарая – сломана...

– Ты сегодня ничего не делал? – удивилась девушка. У него болит все тело, а она заявляет, что он ничего не делал!

– К твоему сведению, я сделал несколько досок и...

– Несколько досок? – Сафиро, возмущенная, повернулась к молодому человеку. – Значит, ты даже не ударил пальцами!

– Это я-то не ударил палец о палец? Ты думаешь, просто повалить дерево, очистить его, распилить...

– Ты...

– Вся работа займет у меня не один день, Сафиро.

– А вот если бы ты разрешил моим людям тебе помогать...

– Нет.