Хрупкое сокровище - Бронуин Джеймсон Страница 23

— Вот почему я так смеялась, когда ты утверждал, что я изменяла мужу. Меня поразил абсурд ситуации. Ты клялся, что докажешь мою вину… — она не удержалась от смущенного смешка, — когда было бы легче доказать, что у меня не могло быть любовника!

Тристан уставился на нее.

— Ты намекаешь на то, что у тебя никогда не было любовника?

Она молчала. Было бы легко доказать, что у нее не могло быть любовника. Переспав с ней? Обнаружив, что она нетронута?

— Ты девственница?!

— А в это так трудно поверить?

— Тебе тридцать лет…

— Неполных, — перебила она.

— Тебе вот-вот исполнится тридцать, и ты вдова. Ты так чертовски красива, что могла бы получить любого мужчину, какого захотела бы. Да, этому трудно поверить.

— Ты считаешь меня красивой?

— Я знал, что ты красива, еще до того, как оказался у тебя на пороге, а потом ты открыла дверь… — Он вскинул и уронил руку, не в силах найти слова, чтобы описать то впечатление.

— Как ты узнал? Ты сказал, что знал до того…

— Я видел твою фотографию. На сайте вашего клуба.

Она сощурила глаза, но не сумела скрыть свое удивление. Или удовольствие.

— Ты хотел разузнать обо мне?

— Предпочитаю знать, с чем столкнусь.

— Это помогло?

— Нет.

Минуту они сидели молча. Вдвоем в машине, ночью, они ощущали атмосферу интимности и, однако, не могли по-настоящему расслабиться. Он чувствовал, что нужно что-то сказать, что-то другое, а не готовые соскользнуть с губ фразы: «Это все меняет» и «Поедем в мой номер». Эти слова казались преждевременными.

Она никогда не спала с его отцом!

Она никогда не спала ни с одним мужчиной…

Он пошевелился на сиденье, повернулся, чтобы взглянуть на нее.

— Спасибо, что ты мне все рассказала. Я ценю твою честность.

— Гора с плеч. — От ее легкого движения рукой серебристое платье сверкнуло в лунном свете. — Могу я взамен кое о чем тебя попросить?

— Если это не еще один «пятисекундный» вызов.

Он заметил, что она была готова улыбнуться.

— Мне бы хотелось знать, чего ты добился во Флориде, — сказала она. — Ты же ездил навестить свою мать.

Тристан обнаружил, что говорить об этом было легче, чем он предполагал. Может, благодаря ее честности. Может, из-за успокаивающего воздействия пляжа, воды и бархатно-темной ночи. Может, потому, что они уже поделились столь многим, что он чувствовал, будто Ванесса знает его едва ли не лучше, чем самые близкие родственники.

Она предложила погулять, и он согласился. Когда они прогуливались, он сообщил ей, что его мать в конце концов подтвердила то, что он узнал от Ванессы и из письма Стюарта о ее супружеской измене с отцом близнецов и о непредвиденных последствиях этого. Но не сказал Ванессе о том, как его мать пыталась оправдать свой обман, и о том, что пролила несколько ведер слез, прося у него прощения.

Он не мог остановиться и рассказал о близнецах — его сводных сестрах — и о Перте, городе, где он постоянно жил, пока не началась его карьера. Рассказал о пережитом потрясении, когда появился в новой стране в середине учебного года. Маленький янки с незнакомым акцентом, ничего не знавший ни об одной из местных спортивных игр!

— Вот почему ты занялся австралийским футболом? — высказала она свою догадку. — Чтобы приспособиться?

— Это было легче, чем крикет. По крайней мере, я знал, как бить по футбольному мячу.

Внезапно она споткнулась и упала бы, если бы он не подхватил ее.

— Все в порядке?

— Каблук застрял. — Она попыталась высвободить туфлю, но у нее ничего не получилось.

Тристан наклонился и обнаружил, что тонкий каблучок плотно заклинило в щели между двумя из покрывавших пешеходную дорожку плитами.

— Положи руки мне на плечи, — предложил он. — Потребуется некоторое время, чтобы вызволить тебя.

— Сбоку есть пряжка. Разве ты не видишь?

Да, он видел. Но получал удовольствие от этой уникальной перспективы: Ванесса опирается на него и его рука мягко сжимает ее ступню. Нет, он не хотел торопиться. Сквозь чулки «паутинка» он чувствовал тепло ее кожи. Тристана окутал дразнящий аромат роз. Он погладил ладонью ее икры, и ему показалось, что она порывисто вдохнула, а ее руки сжали его плечи.

Он медленно поднялся, прижимаясь всем телом к ее телу, и она ответила на его поцелуй с тихим вздохом облегчения. Именно такого поцелуя он желал в то утро на кухне; казалось, это был поцелуй, которого Тристан ждал всю свою жизнь.

В конце концов они оторвались друг от друга.

— Что теперь? — спросила она.

— Я могу отвезти тебя домой. Или могу отвезти тебя ко мне в отель. Твой выбор, Ванесса.

Ванесса выбрала его отель, потому что хотела, чтобы это осталось между ними. Только они, эта ночь и все, что обещал их поцелуй.

Он припарковал свою машину и выключил двигатель.

— Что мы делаем? — неожиданно спросила она.

— Ты хочешь пойти наверх? Да или нет?

Все десять минут, пока они ехали с берега, ее практичная сторона кричала «нет». Но кроме этого было «да», искушающий шепот в ее забившемся быстрее пульсе, в трепете ее тела, а таким она не знала свое тело до того, как этот мужчина появился в ее жизни.

Может быть, сознание того, что он снова отступит, повлияло на ее выбор. Она могла получить эту ночь, могла насладиться этим опытом, могла попрощаться и продолжать жить реальной жизнью. И все это до того, как в полночь ей исполнится тридцать лет.

Она сделала быстрый вдох и кивнула.

— Да.

Он взял ее за руку и повел к лифтам. Ванесса старалась унять дрожь в коленях. Она приняла решение. И она была уверена, что справится с этим… опытом.

Наверху, в его номере люкс, она была уже не так уверена. Когда за ними закрылась дверь, Ванесса занервничала. Она добилась отсрочки, делая вид, будто интересуется интерьером, не спеша исследуя гостиную и… отводя взгляд от постели, которую мельком увидела в приоткрытую дверь, ведущую в его спальню.

Она изучила весь номер люкс, включая балкон и ванную. Не торопясь пошла обратно в гостиную и остановилась как вкопанная. Голый до пояса Тристан сидел на корточках перед молчащим стерео. Мягкий свет лился из торшера, играя на мускулах его спины. Может быть, у нее вырвалось какое-то восклицание, потому что он поднял глаза и резко встал. И в ту минуту у него было такое напряженное, суровое и недосягаемое выражение лица, что ей захотелось убежать.