Влюбленная Пион - Лиза Си Страница 23

То, что у моей служанки были такие мечты, порази­ло меня. Она была намного взрослее меня в своих мыс­лях и желаниях. Она пришла из большого мира, скры­вавшегося за стенами нашего сада, из того мира, кото­рый внезапно стал моим наваждением, но я ни разу не спросила ее о нем.

— Как ты можешь поступить так со мной? Где твоя благодарность?

Ее улыбка исчезла. Она не хотела отвечать. Просто не хотела или не думала, что чем-то мне обязана?

— Я благодарна твоей семье за то, что вы приняли меня, — признала она. У нее было красивое лицо, но в

этот момент я поняла, насколько я ей не нравилась, и это чувство копилось в ней, возможно, годами.

— Теперь у меня будет новая жизнь, не та, в которой меня считали худородной лошадкой.

Я уже слышала это выражение раньше, но мне не хо­телось показывать, что я не совсем понимаю, что оно значит.

— Моя семья жила в Янчжоу, где погибла твоя ба­бушка, — продолжила она. — Как и многим другим се­мьям, нам пришлось перенести много несчастий. Ста­рых и уродливых женщин убивали вместе с мужчинами. Таких женщин, как моя мать, продавали, как соленую рыбу — в мешках, на вес. Новым владельцем моей мате­ри стал торговец. Я была ее четвертой дочерью, и меня тоже продали. С тех пор я живу, словно лист на ветру.

Я внимательно слушала.

— Продавец «лошадок» перебинтовал мне ноги, на­учил меня читать, петь, рисовать, играть на флейте, — продолжала Ива. — В этом отношении моя жизнь была похожа на твою, но в остальном она была совсем другой. В их владениях созревают девочки, а не урожай. — Она опустила голову и посмотрела на меня. — Осень закончи­лась, пришла весна. Они могли держать меня до тех пор, пока я не подрасту, чтобы продать в увеселительный дом, но деньги обесценивались, рынок был перенасыщен, и цены упали. Им было нужно избавиться от части уро­жая. Однажды меня одели в красные одежды, напудри­ли лицо и отвели на рынок. Твой отец осмотрел мои зубы. Он подержал в руках мои ноги, ощупал мое тело.

— Он не мог этого делать!

— Нет, делал, и мне было очень стыдно. Он купил меня в обмен на несколько рулонов шелка. Все эти годы я надеялась, что твой отец сделает меня своей четвер­той наложницей и что я рожу ему сына, чего не смогли сделать твоя мать и другие женщины.

От этой мысли у меня свело желудок.

— Сегодня я отправляюсь к своему третьему владель­цу, — просто сказала она. — Твой отец продал меня за свиное мясо и серебро. Удачная сделка, и он доволен.

Ее обменяли на свиное мясо? Что ж, а я вскоре выйду замуж, и за меня уже прислали выкуп. Среди подарков были и свиньи. Возможно, между мной и Ивой на са­мом деле не так много различий. Ни одна из нас была не и силах хоть как-то повлиять на свое будущее.

— Я еще молода, — сказала Ива. — Может случиться, что я опять стану служанкой — если не рожу хозяину сына или перестану приносить ему радость. Торговец «лошадками» учил меня, что, когда мужчина покупает наложницу, он словно сажает в саду новое дерево. Не­которые из них плодоносят, другие даруют тень, третьи просто приятны глазу. Надеюсь, что меня не выкопают из земли и не продадут опять.

— Ты как Сяоцин! — изумленно произнесла я.

— Я лишена ее красоты и таланта, но я верю, что в будущем буду счастливее ее, и надеюсь, что в следую­щей жизни я буду рождена не в Янчжоу.

В этот день мне впервые пришло в голову, что моя жизнь в саду усадьбы вовсе не похожа на жизнь девушек из большого мира. Там происходили ужасные, страш­ные вещи. Это держалось от меня в секрете, и я была благодарна за это, но меня одолевало любопытство. Моя бабушка жила в большом мире, и теперь ее прославля­ют как мученицу. Ива тоже пришла из большого мира, но ее будущее, как и мое, было предопределено: ее долг заключался в том, чтобы сделать мужчину счастливым, родить ему сыновей и совершенствоваться в соблюде­нии Четырех Добродетелей.

— Что ж, я пойду, — коротко сказала Ива, вставая с колен.

— Подожди.

Я встала, подошла к комоду и открыла ящик. Я стала перебирать мои драгоценности и украшения для волос. Мне хотелось найти нечто такое, что выглядело ни слишком обычно, ни слишком вычурно. Наконец я выб­рала шпильку, сделанную из перьев зимородка, имев­шую форму феникса, грациозно распустившего хвост, и вложила ее в руку Ивы.

— Надень ее перед первой встречей со своим новым владельцем.

— Спасибо, — поблагодарила она и вышла из комнаты.

Через две минуты ко мне вошла моя старая кормили­ца Шао, наша главная нянька.

— С этих пор я буду заботиться о тебе.

Хуже новости не придумаешь.

Моя мать имела свои соображения относительно того, чем я должна заниматься, сидя в своей комнате, и Шао, которая теперь жила вместе со мной, была обязана по­могать ей в осуществлении ее планов.

— Тун — Такая же — ты будешь готовиться к свадьбе, и ничего больше, — объявила Шао. Она была непрек­лонна.

Услышав мое новое имя, я содрогнулась от отчаяния. Мое имя и титул указывали на то, какое место я зани­маю; но мне изменили имя, и из дочери я превратилась в жену и сноху.

В течение семи недель Шао приносила мне еду, но мой желудок превратился во вместилище страха, и я не обращала на еду внимания или упрямо отталкивала ее от себя. Через некоторое время мое тело изменилось. Юбки висели у меня на бедрах, а не на талии, а туники свободно раскачивались на теле.

Мама ни разу не пришла навестить меня.

— Ты ее очень разочаровала, — каждый день повто­ряла мне Шао. — Как так получилось, что ты вышла из ее тела? Я всегда говорила ей, что плохая дочь — это обычная дочь.

Я была хорошо начитана, но не так, как моя мама. Ее долг состоял в том, чтобы присматривать за мной и вы­дать меня замуж за юношу из хорошей семьи. Она по-прежнему не хотела меня видеть, но посылала лазутчи­ков. Каждое утро, незадолго до рассвета, ко мне прихо­дила Третья тетя. Она учила меня вышивать.

— Ты не должна делать больших неумелых стежков, — приговаривала она, и ее голос звенел, словно белый ка­мень-халцедон. Если я ошибалась, она заставляла меня вытащить из ткани нитку и начать заново. Меня ничто не отвлекало, Третья тетя давала точные указания, и я начала учиться. Каждое движение иголки кололо мне сердце, потому что я вспоминала о поэте.

Потом Шао подметала в комнате, и в нее входила Вто­рая тетя. Она наставляла меня в игре на цитре. Ее счита­ли мягкосердечной, но она была очень строга со мной. Если я щипала не ту струну, она била меня по пальцам толстым зеленым стеблем бамбука. Удивительно, но очень быстро я стала играть намного лучше. Извлекае­мые мной звуки были чистыми и прозрачными. Я представляла, как каждая нота вылетает из окна и перелетает через озеро, к дому, где живет мой поэт. Услышав музыку, он задумается обо мне так же, как я думаю о нем.

Во второй половине дня, когда западный склон неба окрашивался разными цветами, приходила Четвертая тетя. Она была бездетной вдовой, но рассказывала мне о высоком значении дождя и облаков.