Благородный разбойник - Лаура Кинсейл Страница 23

Но Элейн беспокоила не графиня с ее безопасностью, а неумолимо приближающийся вечер.

– Миледи, вам не нравится еда? – услышала она голос служанки.

Элейн не прикоснулась ни к чему из того, что принесла Маргарет. Еда стояла нетронутой на столе, покрытом тончайшей льняной скатертью.

– Я не голодна. – Теперь она не допустит, чтобы ее снова усыпили к приходу Рейвена.

– Тогда я это унесу. – Маргарет поклонилась. – Мадам, если позволите, я ненадолго отлучусь и покормлю сына перед торжеством.

– Сына? – Элейн с удивлением взглянула на нее. Девушка выглядела слишком юной, чтобы иметь ребенка.

– Да, миледи. – Служанка опустила голову. – Я знаю, это достойно осуждения. Милорд взял меня из борделя и дал мне тут убежище. Но я полностью раскаялась, искупила свою вину! Не прогоняйте меня, ваша светлость, умоляю.

– Конечно, я не прогоню тебя.

– Да сохранит вас Господь, мадам. В душе вы столь же милосердны и добры, как милорд. Я буду верной служанкой, как он мне велел. – Она низко поклонилась. – Если вы дадите согласие, я быстро приду назад. Я принесла ваш сундук с гребнями и лентами. У нас будет довольно времени, чтобы причесать вас, когда я вернусь.

– Конечно, иди. Оставайся там, сколько тебе нужно.

С поклоном на каждом шагу Маргарет удалилась. Элейн снова обернулась к морю, но, как ни напрягала глаза, корабля уже не видела.

Вес украшенного жемчугом платья был совершенно невыносим в полуденную жару. Элейн вдруг решительно направилась из галереи в спальню.

Хотя на чистых простынях не осталось ни малейшего следа того, что произошло здесь ночью, в комнате, словно греховное обещание, все еще ощущалось присутствие Рейвена. Ее охватила странная дрожь. Она трясущимися пальцами дергала рукава платья до тех пор, пока свадебный наряд драгоценной кучей не упал к ее ногам.

Элейн сразу почувствовала легкость. Обнаружив в углу спальни знакомый сундук, она быстро подняла крышку, оглядела содержимое и с облегчением увидела, что все ее вещи на месте.

Она собрала распущенные волосы в сетку, подпоясалась шелковым шнурком. Затем, уже поспешно, вытащила дневник с письменными принадлежностями и бросила их в кожаную сумку. Элейн еще не знала, куда пойдет в одной рубашке с короткими рукавами, что будет делать, но она не собиралась оставаться в этой комнате, покорно дожидаясь своей участи. Замок окружали стены из черного камня, похожего на самоцвет, который вспыхивал и переливался яркими блестками. Во внутреннем дворе не было ни коров, ни печей для готовки еды, лишь стойка с оружием стражников да колодец в центре. Огромные белоснежные собаки охраняли двор, величественно и неприступно поглядывая вокруг темными глазами.

Слишком уж пусто для замка. Будто его построили для какого-то знатного лорда, которого покинула многочисленная свита. Но до Элейн доносились голоса и запахи из невидимой кухни. Стояла запряженная повозка, где лежали корзины с фруктами и мягким сыром. Их никто не охранял.

Тяжелые главные ворота оказались закрыты, правда, нашлась маленькая калитка. Выглянув наружу, Элейн увидела тропу. Она заканчивалась ступенями, ведущими наверх, а потом исчезающими за поворотом. Оттуда были видны искривленное дерево и кусочек неба.

Если пират думал, что она смиренно ждет его со связанными крылышками и ножками, как праздничный гусь к этому фальшивому торжеству, он будет разочарован.

Элейн украла с повозки три сливы, два куска белого мяса и выскочила за дверь.

Ей не пришлось долго осматриваться, чтобы убедиться в том, что она уже знала: остров – природная крепость, испещренная мелкими гаванями и ущельями, соединенными невероятными каменными мостами, бежать отсюда невозможно. Тем не менее гнев и что-то еще, чему Элейн не могла подобрать названия, заставляли ее идти вперед. Только куда? Под замком она видела дом и причал для судов вокруг маленькой отмели. Взад-вперед сновали рыбачьи лодки. Несколько военных галер мирно отдыхали у берега, словно стая волков перед следующей охотой.

Далеко внизу Элейн заметила деревню, но, глядя на бесчисленные мостики и тропы, не могла понять, как туда спуститься. Голова у нее до сих пор болела от снотворного, подмешанного в вино. Она бродила по лабиринту тропинок, которые никуда не вели, заканчиваясь там, где начинались. Эта раздражающая путаница только усиливала ее ненависть к пирату. Элейн представляла себе, как он наблюдает за ней с черных башен, смеясь над ее тщетными усилиями найти выход к деревне, специально расположенной им в такой дразнящей близости. Она тяжело дышала, когда наконец выбралась на открытое пространство, спугнув пасущегося там козла, посчитавшего за лучшее исчезнуть в зарослях.

На самом краю утеса лежала вырванная из земли огромная глыба обработанного известняка. Элейн продралась сквозь колючие заросли к поверженному основанию и, положив на него руку, чтобы не упасть, посмотрела вниз, где в синей воде узкой бухты резвились дельфины.

Потом она шаг за шагом, стараясь держаться подальше от края утеса, обошла вокруг пьедестала. Наконец Элсйн почувствовала себя в безопасности, подняла взгляд и тут же ухватилась за куст, чтобы не отскочить назад.

Прямо на нее смотрели каменные глаза огромной разбитой головы, упавшей с основания. Никогда в жизни Элейн не видела ничего подобного: она была размером с три повозки, один нос высотой с саму Элейн. Когда-то она была раскрашена, следы красного и белого цвета еще остались вокруг глаз и странного головного убора. Элейн осторожно прикоснулась к варварскому изваянию, провела ладонью по губам, полным, гладким и безупречным, как у женщины. Затем оглянулась.

Из замка ее не видно, она скрыта необычным головным убором, напоминающим опахало. С нарочитым высокомерием Элсйн бросила на землю сверток с едой, подняла юбку и вскарабкалась на шею статуи. Оттуда, балансируя на широкой щеке и виске, она прошла дальше, села у головного убора. Превосходный трон и защита от посторонних взглядов.

Она тихо сидела в этом странном и чудесном месте, между небом и скалами, невидимая из пиратской цитадели. Девочкой, когда ее что-то расстраивало или тревожило, она убегала из дому и подолгу бродила по диким необитаемым местам, влекомая этой неженской чертой характера, которую так осуждала Кара. Здесь не было покоя лесов и пастбищ Сейвернейка, но Элейн обрела печальное утешение в пустоте и необозримых морских просторах, открывавшихся далеко внизу.

Она закрыла руками лицо. Неопытная, глупая, она сочла Рейвена привлекательным, опасным... храни ее Господи, почти обворожительным. На несколько обманчивых часов она даже поверила, что нашла союзника, что он может статьей другом. Элейн охватил стыд. Стыд за потерю чести, стыд за то известие, какое привезет в Англию леди Беатрис.

Стыд и гнев, что она хотя бы на минуту поверила ему.

Предлагала сделку. Торговалась с этим вероломным изгоем, своим злейшим врагом. Даже Кара презирала его, а у нее не хватило ума поинтересоваться, за что.