Хранительница врат - Мишель Цинк Страница 23

Я изо всех сил цепляюсь за седло. Пальцы сводит судорогой, но я почти не замечаю этого. Я стараюсь смотреть только на спину едущего впереди нас Эдмунда, однако, бросив взор чуть дальше, замечаю Соню с Луизой: они сидят в седлах на дальнем берегу реки. На сердце у меня становится легче. Они сумели, они переправились!

Если сумели они, то сумею и я!

Однако надежда живет во мне недолго. Внезапно Сарджент оступается, скользит и судорожно пытается устоять на скользком дне. Я начинаю соскальзывать с него, отчаянно цепляюсь за седло, вода захлестывает меня по бедра, а паника — с головой. Меня даже не столько пугает сама вода, сколько ее шум: безумный рев, лихорадочный гром бьющегося о камни течения угрожает лишить меня последних крох самообладания. Все это напоминает мне о гибели моего брата и о том, как я чуть не погибла сама, пытаясь спасти Генри.

Я с трудом подавляю желание закричать, но уверенность Димитрия вселяет в меня веру и утешение.

Я крепче вцепляюсь в седло.

— Давай же, Сарджент! Мы почти у цели! Не сдавайся!

Он и не сдается.

Чудится, он понимает мои слова — выпрямляет ноги и поднимается над водой, с усилием шагает за конем Димитрия, словно ни секунды и не мешкал. Почти сразу же уровень воды начинает понижаться, открывая сперва мои бедра, обтянутые мокрой шерстяной тканью, а потом и щиколотки. Скоро мы уже выезжаем из реки, ноги у меня не касаются воды. Димитрий ведет Сарджента к остальным членам нашего маленького отряда, что ждут в нескольких шагах от кромки воды.

— Силы небесные, Лия! — В мгновение ока Луиза оказывается на земле и мчится ко мне. Рубашка и штаны у нее такие же мокрые, как и у меня. — Как ты? Я так напугалась!

Соня подъезжает ко мне, нагибается в седле, берет мою ледяную руку в свои.

— Я уже решила, что ты вообще не собираешься переправляться!

На миг все подозрения минувшего дня отлетают прочь. На миг мы снова три подруги, какими были с тех пор, как пророчество обволокло нас саваном мрачных тайн.

Эдмунд неторопливой рысцой подъезжает к нам. На Димитрия он глядит чуть ли не с восхищением.

— Я ждал вас через два дня, не раньше. Но, скажу вам, рад, что вы подоспели уже сейчас.

Голова у меня кружится, и я лишь смутно отмечаю про себя, что Эдмунд, оказывается, знает Димитрия — и более того, ждал его. Зубы у меня стучат так громко, что этот стук перекрывает шум реки.

— Она совсем замерзла и потрясена, — говорит Димитрий.

— Тогда поехали поскорее прочь от берега. — Эдмунд переводит взгляд на гончих — те все еще стоят в воде с таким видом, словно могут в любой миг на нас кинуться. — Не нравятся мне эти твари.

Димитрий понимает тревогу Эдмунда.

— Они нас преследовать не станут, но это еще не значит, что нам ничего не грозит. Сейчас самое мудрое — разбить лагерь на ночь и собраться с силами.

Эдмунд поворачивается и едет на свое привычное место во главе нашего маленького отряда. Мы по привычке выстраиваемся в цепочку, хотя Димитрий все еще ведет Сарджента под уздцы. У меня нет сил настаивать на своей самостоятельности, да, честно говоря, я даже рада, что хотя бы на время поведет кто-то другой.

Недалеко от берега снова начинается лес. Въезжая в темную чащу, я оборачиваюсь. Гончие все так же стоят в воде, где и стояли. Их зеленые глаза ловят мой взгляд над простором текущей воды, невзирая на туманные сумерки. Эти глаза — последнее, что я вижу перед тем, как мы снова скрываемся в чащобе.

— Выпей, — Димитрий протягивает мне оловянную кружку. Он ждет со мной, пока остальные переодеваются, ведь все промокли в реке.

Я высовываю руку из-под одеяла, которым укутана, и беру у него кружку.

— Спасибо.

Чай совсем невкусный — слишком слабый, отдает соломой. За предыдущие дни пути я привыкла к нему, а после холодной реки и встречи с гончими почти не замечаю горького привкуса. Я отпиваю глоточек, обхватив кружку обеими руками, чтобы хоть немного согреть пальцы.

Димитрий усаживается на бревно рядом со мной, протягивает руки к костру, что разжег Эдмунд после того, как выбрал место для ночлега.

— Лия, ты как? — Мое имя звучит в его устах естественно, словно только так и надо.

— Да вроде ничего. Просто очень замерзла. — Я сглатываю, тщетно пытаясь изгнать из головы память о панике, одолевшей меня на реке. — Сама не знаю, что произошло. Я просто… просто не могла пошевелиться.

— Лия.

Я не хочу оборачиваться на звук своего имени, но взгляд его словно притягивает посмотреть на него. В голосе слышен приказ, ослушаться которого я не могу, хотя он мягок, точно туман, окутавший леса с приходом ночи.

— Я знаю, что произошло, — продолжает Димитрий, — и не виню тебя.

В глазах его понимание. Это смущает и — да! — злит меня. Я ставлю кружку на землю рядом с собой.

— Что вы вообще обо мне знаете? И откуда?

Лицо его смягчается.

— Я знаю про твоего брата. Знаю, что он погиб в реке, знаю, что ты была при этом.

Слезы жгут мне глаза. Я вскакиваю и неверными шагами бреду к краю лагеря, пытаясь успокоиться. Решив наконец, что могу говорить нормальным голосом, я возвращаюсь к Димитрию. Весь гнев, все разочарования минувших недель — нет, даже месяцев — сочатся из каждой поры моей кожи.

— Да что можете вы знать о моем брате? Что можете знать о его гибели и моей роли в том? — Я упираюсь обеими руками в бедра, не в силах удержать поток рвущихся с губ горьких слов. Я уже утратила счет своим вопросам, но сейчас неважно, получу ли я ответы на них. — Вы не знаете обо мне ничего! Ничего! И не имеете права! Не имеете права говорить о моем брате!

Однако, упомянув о Генри, я мгновенно теряю запал и вынуждена снова бороться с печалью, с всепоглощающим вселенским отчаянием, что едва не заставило меня перед отъездом в Лондон броситься с утеса в Берчвуде. Я стою перед Димитрием, все так же упираясь руками в бока, часто и с трудом дыша.

Он встает и подходит ко мне. Близко. Слишком близко.

Слова его окрашены нежностью.

— Я знаю больше, чем ты думаешь. О пророчестве. О твоей жизни до Лондона. О тебе, Лия.

На миг мне кажется, что я пропаду в этих глазах. Утону в этом бездонном море, и никогда не захочу искать дорогу назад. Но потом до меня доходит смысл его слов: «Я знаю больше, чем ты думаешь. О пророчестве…»

Пророчество. Он знает о пророчестве!

— Погодите! — Я делаю шаг назад, тяжело дыша, хотя сейчас уже скорее от растерянности, чем от гнева. — Оттуда вы знаете о пророчестве? Да кто вы такой?