Пуговицы и ярость - Пенелопа Скай Страница 23

– Что ты можешь знать об этом?! – взревел я, вскакивая на ноги.

– А чего тут знать? И так все понятно.

Чтобы не убить брата на месте и выпустить душивший меня гнев, я перевернул стол.

– Да я спать спокойно с тех пор не могу! Каждую ночь я вижу ее лицо в кошмарах! Я не могу дышать, когда мне снится, что с ней произошло! Так что не смей говорить мне, что я ее не любил! Да для меня не было никого дороже! Я до сих пор чувствую себя так, будто она умерла вчера! Каждый день, слышишь, каждый день мне приходится переживать все снова! А ты расселся тут и имеешь наглость заявлять, что любил ее больше моего, хотя прекрасно знаешь, что это не так!

– Я так и думал. До этого дня.

Он так ничего и не понял. Дурак, что тут скажешь.

Кейн изобразил на лице гримасу отвращения и направился к двери.

– Отец бы не понял тебя.

Больнее ударить он не мог.

– Отец и так никогда меня не понимал, – заметил я.

Кейн взял бутылку скотча, и по стеклу побежала его кровь. Ее было так много, что на полу натекла целая лужица.

– И я тоже тебя не понимаю, – не оборачиваясь, бросил мой брат.

Этим вечером я велел подать обед в мой кабинет.

Я совсем не понимал, как мне правильно поступить. Мой родной брат, единственный близкий мне человек в этом мире, презирал меня. А единственная женщина, без которой я уже не мог жить, ненавидела меня.

Короче, дела обстояли хуже некуда.

Чтобы помириться с братом, я должен был отдать Перл Боунсу и убить ее на его глазах. Тогда в моей семье воцарится мир, и все закончится.

Но я не мог предать ее.

И проблема заключалась не только в том, что я мог бы обречь Перл на мучения, – я не мог расстаться с нею. Я не мог делиться ею. Одна мысль, что вскоре мне придется ее отпустить, приводила меня в отчаяние. И здесь не могло быть правильного решения. Если бы только я мог вернуться в прошлое – я бы ни за что не стал спасать ее. Пусть Кейн поступил бы с нею, как он и хотел. Зато моя жизнь осталась бы прежней.

Прежней и совершенно бессмысленной.

Открылась дверь, и в комнату вошла Пуговица. Она была закутана в плотное коричневое одеяло по самую шею. Я ощутил исходивший от нее жар. Лицо ее было покрыто густым слоем макияжа, глаза подведены – все, как я любил. Волосы тяжелыми волнами ниспадали на ее плечи. Все это были верные признаки готовности к долгому жесткому сексу.

Как мне ни было хреново в тот момент, член у меня немедленно встал.

Пуговица смотрела на меня, обдавая одновременно жаром и холодом. Она хотела меня и в то же время ненавидела.

И это чувство было взаимным.

Она отпустила концы одеяла, и оно упало к ее ногам. Так она и стояла передо мной, совершенно обнаженная, и на ее коже играли отсветы пламени, заставляя ее тело светиться. Осиная талия, полные сиськи. При этом спереди у нее не было ни единого шрама. Так что с этого ракурса она была само совершенство.

Я хотел ее. И не мог сделать ее своей.

Но и сейчас я думал лишь о пуговицах. Ни в коем случае нельзя было терять ни одной. Только что мой брат послал меня подальше, и я не мог потерять последнего человека, что привязывал меня к этой жизни.

Я поднялся из кресла, обошел стол и сразу же вцепился в ее шикарные сиськи. Она испустила негромкий стон – стон, исполненный наслаждения и одновременно ненависти.

Мои руки легли на ее талию, я коснулся головой ее лба. Страшно хотелось ее поцеловать, но я опасался потерять самообладание. Один поцелуй в губы – и я отдам ей целую кучу пуговиц, гораздо больше, чем мог бы себе позволить.

– Займемся любовью?

В очаге ревел огонь. Колени ощутили мягкое одеяло на полу. Этой ночью я был готов дать ей все, чего бы она ни пожелала. А на следующий день свозить в какое-нибудь славное местечко. В принципе, можно было бы и плюнуть на работу ради такого. Я должен был выполнить все ее капризы, ведь еще немного, и Перл выскользнет из моих рук.

Я предложил ей любовь, но на ее лице не дрогнул ни единый мускул. Мои слова не значили для нее ничего. Пустые звуки.

– Нагни меня над столом и вы*би как следует. И обязательно, чтобы с плеткой.

Она легла на деревянную столешницу и подставила мне свой зад. Я мог видеть крутой изгиб ее тела с тугими жгутами мышц. Ее наливные, полные ягодицы ждали, когда я раздвину их своим х*ем.

О, как же мне хотелось трахнуть ее!

Но я думал о пуговицах. Поэтому я наклонился над нею, касаясь грудью ее спины, и сказал:

– А как насчет того, чтобы махнуть завтра в Рим? Погуляем по городу и поужинаем вместе…

Вместо ответа она прижала свою задницу к моему члену, как бы приглашая его войти в ее влажную щель.

– А как насчет того, чтобы ты связал меня покрепче да вдул бы мне по самое не могу?

Я почувствовал, как она стягивает с меня штаны, из которых немедленно выскочил дрожащий от нетерпения член.

Зубами я впился в ее плечо, испытывая страстное желание проникнуть в ее зад насколько можно глубже, так, чтобы она закричала. Я жаждал исхлестать ее задницу до крови.

Но все же я сдержался и, схватив ее за бедра, перевернул ее на спину. Затем я закинул ее ноги себе на плечи и провел членом по ее лону.

– Давай «ванильку»?

– Нет, – властно произнесла она, упираясь руками мне в бедра. – Трахни меня по-своему! А не хочешь – не надо.

У меня аж кровь вскипела в жилах. Я еще сильнее прижал ее к столу:

– Завали рот и дай мне сделать тебе приятное!

И сразу я ощутил толчок ногами прямо в грудь:

– Не надо мне твоей «ванильки»! Не надо мне твоего Рима! Я хочу, чтобы ты жестко вые*ал меня и отпустил на все четыре стороны!

Перл соскочила со стола и подхватила с пола свое одеяло. Глаза ее горели неподдельной ненавистью. Да, она действительно хотела свалить из моего дома как можно скорее. Все то, что было между нами, теперь уже ничего не значило. Едва лишь ей представилось, что я мог пое*аться с кем-то, кроме нее, – и все, привет!

Она накинула на себя одеяло и направилась к выходу.

– Я просто хочу, блядь, выбраться из этого говнюшника. И пошел ты на хер! И пусть все идет на хер!