Служебный роман - Екатерина Кариди Страница 23

Села ровно. Положила перед собой чистый лист, и руки по обе стороны его. А ком в груди душит, душит. Медленно выдохнула, а потом написала заявление об уходе. Теперь оставалось только дождаться, когда это бесконечное совещание закончится и все оттуда выйдут. И занести заявление директору на подпись.

Долго, как долго тянется время, когда ждешь.

Было уже 5.30, когда двери директорского кабинета открылись и оттуда показалась толпа. Они переговаривались между собой и с ней. Отпускали шуточки, испытывая ее терпение. Но наконец все-таки покинули приемную.

- Пора, - сказала себе Таня. И пока еще была решимость, подхватила со стола свое заявление об уходе и пошла в директорский кабинет.

Опять на ее пути возник Олег Серов. Таня чуть не столкнулась с ним в дверях. Дернулась от неожиданности и замерла. Ее так распирало от эмоций, что невозможно было вымолвить ни слова, горло как будто сковало. А он смерил ее странным взглядом, резко захлопнул дверь, а потом развернулся и медленно направился к своему столу.

Сел, сложив руки и проговорил ей:

- Присядьте, Татьяна Аркадьевна.

Тане много чего хотелось высказать, но она подошла и села в кресло напротив. Секунду висело тяжелое, давящее молчание. Он прожигал ее странным взглядом, а губы кривились. Она понимала, что вязнет в этом идиотизме, надо все это разорвать. Только хотела сказать... Но он ее опередил.

Прищурился, откинув голову.

- А скажи-ка мне, Танечка, как тебе удалось уговорить Феликса, чтобы он тебя сюда пристроил? Хотела быть поближе ко мне? Соскучилась? - покатал слово на языке и выдал: - Или деньги кончились?

Твою маааать!

Тане казалось, что у нее в мозгу сейчас взорвется что-то. Что-то ответственное за здравый смысл. Но взрыва не последовало, ее всю залило холодом. Медленно, медленно выдохнула, сжимая кулаки, до тех пор, пока никаких чувств не осталось. И проговорила совершенно без эмоций:

- К вашему сведению, Олег Феликсович, я здесь отрабатываю долг за антикварную вазу, разбитую мной в вашем особняке в тот знаменательный день, когда ваша мать вышвырнула меня на улицу. Некоторое время назад господин Серов разыскал меня сам и предъявил требование: выплатить полную стоимость вазы в течение недели или отработать в его фирме сумму долга с процентами. В противном случае, как он сказал, против меня был бы возбужден иск, - она перевела дыхание и, взглянув наконец ему в глаза, продолжила: - А вас, Олег Феликсович, я ненавижу. И знай я, что придется вас тут встретить, никогда не согласилась бы на перевод. Но ничего, еще не поздно все исправить. А долг я как-нибудь иначе отработаю.

Положила перед ним заявление об уходе и припечатала его рукой.

Тишина в кабинете звенела оглушительно.

Колотило ее, конечно, здорово, но в тот момент Таня ничего не чувствовала, кроме чистой, ничем не замутненной ненависти. Главное, что она сделала это, все ему высказала.

А у него был вид обалдевший, какой-то раненый... Как будто ему выворачивало душу. И это начало выворачивать душу ей. Секунду Олег еще молча смотрел на нее, а потом стал подниматься из-за стола.

- Какая ваза... Какой долг? - проговорил едва слышно. И вдруг взревел: - Таня! Какой нах*** долг?!!

Схватил ее заявление и порвал его в клочья.

Она глянула на обрывки.

- Это ничего не меняет! Я все равно уйду, - встала и пошла к выходу.

- Таня! Стой! - окрик сзади.

Грохот, отлетело кресло.

Она хотела бежать, но он уже бросился за ней.

Вот она, дверь! Ей оставалось только дотянуться до ручки.

В следующую секунду он уже прижимал ее к стене, отгораживая от спасительного выхода. А в душе все рвалось от протеста. Прочь от него, прочь!

- Таня! - вцепился в ее плечо, сжал, а глаза больные, дикие. - Что за ерунду ты несешь...?

Он был явно ошеломлен, ошарашен. Последнюю фразу прошептал, вглядываясь в ее глаза, как будто пытался проникнуть в душу и исправить там какую-то ошибку. Именно это помогло Тане подавить панику и успокоиться. Он ведь не верит ей, ни одному слову не верит. Не хочет верить.

Что, рушится картина мира, барин?

Ей стало противно.

- Отпустите, вы делаете мне больно.

Хватка немного ослабла, но он и не думал отстраняться. Наоборот, перехватил ее плечо удобнее и придвинулся. Повел шеей, прошептал:

- Таня, что ты такое говоришь?

И снова вглядывался в нее, на этот раз ища что-то в глубине себя.

Застывший, не лицо, а маска. Красивая маска, только она не хотела на нее смотреть. Таня опустила голову, чувствуя, что силы не бесконечные. Пошел откат.  

- Какая вам разница? - проговорила устало. - Вы же все равно не верите. Отпустите меня.

- Нет! - вырвалось у него, руки конвульсивно сжались.

Ей надо было просто высвободиться и уйти, отодвинуть его, убрать от себя его руки, дотянуться до двери и уйти. Но тут он стряхнул странное оцепенение и пробормотал.

- Я не знал. Мне сказали совсем другое.

А ей стало смешно.

- Что вы не знали, Олег Феликсович? А если бы знали, что бы это изменило?

Он так и продолжал смотреть на нее и хмурить брови. Так близко его лицо. Красивый, гад.

- Что это могло изменить, даже если бы вы знали? Для вас это всегда было просто развлечение, ничего серьезного. Так, прихоть... скоротать несколько дней. Ну подумаешь, ваша мать немного помешала, испортила вам удовольствие, выбросила игрушку?! Ничего страшного, вы ж не сильно расстроились. Не скучали, забыли обо мне в тот же день. Да и потом... не вспоминали.

Она все это говорила, а в памяти всплывала та боль и горечь. Как она приходила первый год к воротам особняка и просила, чтобы ему передали, а ей отвечали одно: уехал. Как рыдала ночами.

Довольно, сказала она себе, это тянет ее на дно.

***

Она говорила невероятные, убийственные вещи. Обидные до крайности.

Но ему нечего было возразить, потому что все правда. Он никогда не рассматривал отношения с ней как что-то серьезное, ни тогда, ни сейчас. Да и не было отношений-то. Он просто бездумно тянулся к ней. Выпить, насладиться ее теплом. А сейчас ему неожиданно предъявили счет.

Готов он был по нему платить?

Готов, говорило что-то внутри него. Что-то, превращавшее его из застрявшего в детстве дурного капризного мальчишки - пользователя в мужчину. Только такие метаморфозы никогда не проходят без усилий и боли.

А это круто, когда на тебя вот так обрушиваются неприятные откровения. Так круто, что вздохнуть не можешь. И ведь он знал, что не связываются факты, рвется веревочка. Понимал же умом еще тогда, что все не так... А все равно купился. Съел.