Ночные кошмары - Нора Робертс Страница 23

Фрэнк Брэди вертел в руках бледно-голубой конверт. Его имя и адрес полицейского участка были написаны от руки аккуратным, четким и, несомненно, детским почерком. Так же, как и обратный адрес в углу.

Оливия Макбрайд.

Маленькая Ливи Тэннер, подумал он, девочка-призрак из прошлого.

Восемь лет. Он так и не смог забыть ту ночь, тех людей и тот случай. Он пытался. Он сделал свою работу, восстановил справедливость, насколько было в его силах, а маленькую девочку увезли любящие ее родные.

Дело закрыто, закончено, и бог с ним. Несмотря на то, что время от времени появлялись статьи, сплетни, слухи и даже документальный фильм о Джулии Макбрайд, показанный телевидением поздно ночью, все было позади. Джулия Макбрайд навеки останется красивой, тридцатидвухлетней, а человек, который ее убил, будет сидеть за решеткой еще лет десять, а то и больше.

«Какого черта эта девчонка написала спустя столько времени? – думал он. – И какого черта мне так не хочется вскрывать конверт?»

Фрэнк медлил. Вокруг надрывались телефоны и взад-вперед сновали копы. А Брэди хотелось, чтобы зазвонил его собственный телефон, чтобы можно было отложить это письмо и заняться новым преступлением. Затем он негромко чертыхнулся, надорвал конверт, вынул листок голубой писчей бумаги и прочитал:

«Дорогой детектив Брэди! Надеюсь, вы помните меня. Моей матерью была Джулия Макбрайд, и, когда ее убили, вы отвезли меня к тете. А потом пришли навестить меня. Тогда я плохо понимала, что произошло убийство и вы его расследовали. Вы позволили мне почувствовать себя в безопасности и сказали мне, что звезды стоят на своих местах даже днем. Тогда вы мне очень помогли. Я надеюсь, что вы сумеете помочь мне и теперь.

Я живу с дедушкой и бабушкой в штате Вашингтон. Здесь очень красиво, и я их очень люблю. На этой неделе к нам приезжала в гости тетя, и я попросила у нее ваш адрес, чтобы написать вам. Я ничего не сказала дедушке с бабушкой, чтобы не огорчать их. Мы никогда не говорим ни о моей маме, ни о том, что сделал мой отец.

У меня есть вопросы, на которые не сможет ответить никто, кроме вас. Мне ужасно важно знать правду, но я не хочу причинять боль бабушке. Теперь мне почти тринадцать лет, и когда я думаю о той ночи и пытаюсь вспомнить, все путается и мне становится еще хуже. Может быть, вы поможете мне?

Я подумала, что если вы захотите взять отпуск, то сможете приехать сюда. Я помню, что у вас был сын. Вы говорили, что он иногда видит страшные сны про вторжение инопланетян и ест жуков. Но сейчас он стал старше, и я надеюсь, что больше он этого не делает».

«Ну и ну, – с растерянной улыбкой подумал Фрэнк. – У этого ребенка память, как у слона».

«Здесь есть чем заняться. На нашей базе и в лагере очень красиво. Если хотите, я могу прислать вам наши брошюры. Вы сможете ловить рыбу, ходить в походы и плавать на лодке. На базе есть свой бассейн и ночной бар. И недалеко от самых красивых пляжей Северо-запада».

Ишь, соблазнительница, улыбнулся Фрэнк и дочитал письмо до конца.

«Пожалуйста, приезжайте. Мне больше не с кем поговорить. Искренне ваша Оливия».

– Господи… – Он сложил письмо, сунул его обратно в конверт и положил в карман куртки. Но избавиться от мыслей об Оливии было не так легко. Он весь день носил с собой это письмо и воспоминания о девочке. Фрэнк решил, что пошлет ей вежливый ответ, теплый, но ни к чему не обязывающий. Можно будет написать ей, что осенью Ной пойдет учиться в колледж и что он завоевал звание самого успешного игрока своей баскетбольной лиги. Сошлется на работу, семейные дела и сообщит, что приехать не сможет.

Если он отправится в Вашингтон, ничем хорошим это не кончится. Просто все, кто имеет отношение к этому делу, лишний раз расстроятся. Он не может взять на душу такой грех. Ее дедушка и бабушка – хорошие люди.

Фрэнк послал им анонимный чек, когда они подавали документы на опеку. Чтобы им было на что свести концы с концами, сказал он себе сейчас. Так же, как говорил тогда. И в первые два года послал еще несколько чеков – чтобы девочке было легче освоиться на новом месте.

А потом закрыл счет, выяснив, что тот так и остался неиспользованным.

В конце концов, он всего лишь коп, напомнил себе Фрэнк, сворачивая к дому. Не психолог, не социальный работник, и его связывает с Оливией только убийство.

Чем ей поможет разговор с ним?

Он припарковался рядом с ярко-голубой «Хондой Сивик», четыре года назад пришедшей на смену «Фольксвагену». На обоих бамперах красовались вмятины. Селия рассталась со своим любимым «жучком», но так и не научилась ездить без аварий.

Велосипед Ноя уступил место подержанному «Бьюику», в котором малый не чаял души. Через несколько недель мальчик уедет на нем в колледж. Мысль об этом вонзалась в душу Фрэнка, как стрела в сердце.

Цветы в палисаднике преуспевали – благодаря стараниям Ноя. Один бог знает, откуда у парня взялся талант садовника, подумал Фрэнк, выходя из машины. Когда мальчик уедет, они с Селией прикончат цветы за месяц.

Фрэнк вошел в переднюю и почуял запах «Флитвуд Мака». У него упало сердце. Селия любила готовить «Флитвуд Мак», а это означало, что в середине ночи Фрэнку придется встать, крадучись пробраться на кухню и поискать тщательно спрятанный кусок скоромной пищи.

В гостиной было прибрано – еще один плохой признак. То, что там не валялось ни газет, ни обуви, означало только одно: Селия рано пришла с работы в приюте для женщин и взялась за домашние дела.

Они с Ноем ненавидели, когда на Селию нападало желание заняться домом. Приготовленная ею еда была не столько вкусной, сколько полезной; после уборки ничего нельзя было найти, а после стирки и глажения белья Фрэнк недосчитывался половины носков.

В другое время Селия предоставляла заботу о доме мужчинам, и все шло более-менее гладко.

Когда Фрэнк вошел на кухню, его худшие опасения подтвердились. Счастливая Селия что-то помешивала на плите. На столе рядом с фруктовым пюре ядовито-желтого цвета лежала буханка хлеба из толченой коры какого-то дерева.

И все же она была обворожительна. Светлые волосы, забранные в конский хвост, узкие бедра подростка и длинные, стройные белые ноги…

Она стояла с совершенно невинным видом, за которым, как хорошо знал Фрэнк, скрывалась железная решимость. Если Селия Брэди чего-то хотела, ее не остановило бы и землетрясение.

Именно так и вышло с ним, когда она была двадцатилетней студенткой, а он двадцатитрехлетним стажером, арестовавшим ее за участие в демонстрации против опытов на животных.