Я люблю другого - Барбара Картленд Страница 22

— Фенела! — В голосе My звучала мольба.

— Вечер сегодня выдался довольно теплый, — произнесла Фенела голосом, в котором, несмотря на попытки придать ему беззаботность, все еще чувствовалась дрожь. — Почему бы не одеться и немного не прогуляться, а? По-моему, глоток свежего воздуха пойдет нам на пользу.

Только без меня! — воскликнул Саймон, поудобнее усаживаясь в кресло, где только что сидел Рекс. — Сегодня я уже нагулялся по горло… С меня хватит.

— А ты что скажешь, My? — Фенела вымученно улыбнулась.

— По-моему, мысль неплохая, — поддержала My.

Голос девочки тоже дрожал, и Фенела знала, скольких усилий ей стоит говорить более или менее непринужденно.

— И наверх нам подниматься незачем, — поспешно проговорила Фенела, — в гардеробной найдутся кое-какие старые пальто.

Девушка с опаской приоткрыла дверь в холл: ни Рекса, ни Илейн не было видно. Фенела поняла, что Рэнсому каким-то образом удалось увести Илейн наверх, в ее комнату, подальше от My, и девушка благословила в душе его расторопность и сообразительность.

«Так дальше жить нельзя», — про себя решила она.

Она почувствовала ладошку My в своей и в ответ ободряюще пожала ее.

Когда с помощью сэра Николаса они оделись, вся компания зашагала по проселку.

Фенела была права: ночь стояла просто замечательная. Прошедший с утра дождь освежил землю, и та благоухала ароматами, которых ей так не хватало в течение нескольких последних недель, когда солнце иссушило все вокруг.

Народился молодой месяц, а звезды таинственно мерцали сквозь ветви деревьев, окаймлявших дорогу.

— Я люблю такие вечера, — внезапно произнес сэр Николас.

— И я, — откликнулась Фенела.

— После госпиталя, — продолжал сэр Николас, — я начал страдать бессонницей, а вдобавок мне казалось, что я задыхаюсь. Поэтому я просил сиделку загородить лампу, чтобы можно было смотреть на улицу, в ночь и думать. За эти томительные часы мне многое пришлось передумать, много странных мыслей приходило в голову, пока все остальные спали.

В темноте голос юноши окреп, и обычная застенчивость покинула его.

Фенела шла рядом с сэром Николасом и вела под руку My. Неожиданные откровения молодого человека заинтересовали и даже заинтриговали ее, несмотря на то, что ей нынче вполне хватало и собственных забот.

— Ну и о чем же вы думали? — спросила она.

О жизни и смерти… вообще, — ответил сэр Николас. — Оно и неудивительно: близость настоящей смерти кого угодно вышибет из привычной колеи. Ведь до ранения я особо не заботился ни о чем и предпочитал принимать жизнь так, как она есть, в целом находя окружающий мир довольно-таки забавным. Но мысль, что никогда больше не смогу ходить, вынудила меня пересмотреть все свои прежние взгляды и ценности, что было не так-то легко сделать по многим причинам…

На последних словах голос его неожиданно упал, и Фенела подумала, не входит ли в число этих «многих причин» и его мать, и незыблемые традиции его рода.

— Нельзя забывать, что и всем остальным тоже приходится несладко. — Это My вмешалась в разговор, и голос ее прозвучал в ночной тишине молодо и звонко.

— Конечно, у всех свои беды, — согласился сэр Николас, — у кого-то одни, у кого-то другие, но никто еще, кажется, не избежал сужденного ему бремени проблем, и все их людям приходится так или иначе разрешать и преодолевать.

Наступило минутное молчание, после чего заговорила Фенела:

— Не хочу показаться грубой, но, честно говоря, я не ожидала от вас таких мыслей и речей.

— А что же вы от меня ожидали? — осведомился сэр Николас. — Непрерывную светскую болтовню молодого шалопая?

— О нет, что вы! — неискренне ответила Фенела.

— Главная беда большинства людей, — продолжал юноша, — это предвзятое мнение об окружающих.

— Ну, тут уж ничего не поделаешь, ведь правда? — вставила My.

В голосе девочки прозвучало что-то очень напоминающее горькие всхлипывания.

— Но тем не менее мы все должны бороться с нашими предубеждениями; кроме того, я все-таки не считаю, что предрассудки играют такую уж большую роль, потому что стоит вам познакомиться с человеком поближе и понравиться друг другу, как все, кроме личных впечатлений, теряет значение.

«Он пытается сказать нам, что мы ему понравились», — догадалась Фенела.

Сердце девушки смягчилось, и в нем затеплилось какое-то очень хорошее чувство к юноше, который решил открыть им свою душу, пока темнота скрывала его лицо, ибо при беспощадном свете дня он едва ли отважился бы на это.

— Вы простите меня, если я осмелюсь сказать кое-что? — спросил сэр Николас.

— Как же мы можем простить, еще не зная, что вы скажете? — отвечала Фенела.

— Ну-у… с моей стороны довольно нахально, может быть, — смутился он, — но, по-моему, у вас тут нехорошие дела творятся. До меня, разумеется, доходят разные слухи… а как же иначе, когда живешь по соседству? Да и My тоже рассказала мне, каково ей выносить все эти сплетни… В общем, одно сплошное безобразие, и я просто хотел сказать: если вам когда-нибудь понадобится помощь друга, то я буду очень рад, если вы вспомните обо мне.

Юноша говорил настолько открыто и вместе с тем настолько серьезно, что Фенела ощутила, как слезы наворачиваются ей на глаза.

Теперь уже наступил черед девушки робеть, заикаться, смущаться и не находить слов, чтобы выразить переполнявшие ее чувства. С трудом ей удалось с запинкой пробормотать несколько благодарных фраз. My выпустила локоть Фенелы и, обойдя кругом, взяла под руку сэра Николаса.

— По-моему, вы просто замечательный человек, — услышала Фенела голосок сестры. И тут в голове девушки возникла четкая мысль: как бы все упростилось само собой, будь My всего лишь несколькими годами постарше!

Если бы только My вдруг вышла замуж за кого-нибудь вроде сэра Николаса, и Фенела оказалась бы избавленной от всех забот о ребенке! Однако в любом случае придется подождать не менее трех лет, прежде чем вообще можно будет строить какие-либо планы о замужестве My.

— Спасибо вам, сэр Николас, — еще раз поблагодарила юношу Фенела.

— Может быть, я… — начал он и замялся.

— Да-да? — подбодрила его Фенела.

— Ничего, если я попрошу вас называть меня просто Ник? Ведь никто не зовет меня сэром Николасом — кроме, правда, наших поверенных, — и при этом имени я кажусь себе пугающе старым и надутым каким-то.

— Ох, разумеется, мы с радостью!.. — отвечала Фенела. — Думаю, излишне говорить вам, как зовут нас, вы уже достаточно наслушались, как к нам обращаются по-домашнему.

— А я хочу, чтобы вы называли меня Мирандой! — заявила вдруг My. — По-моему, My — просто насмешка, а не имя, недостойное какое-то!