Змея Сатаны - Барбара Картленд Страница 22

Страшно подумать, что могло последовать после этого.

Она заставила себя преодолеть маленький подъем, ведущий к месту, где деревья росли гуще, а рододендроны цвели еще пышнее, чем вчера. И когда ей уже казалось, что никогда туда не добраться, перед ней оказалась скамейка, на которой она сидела накануне; увидев ее, она увидела и графа.

Он был там, и он ждал ее!

Она испытала огромное облегчение от его присутствия; но когда он встал и подошел к ней, она почувствовала, как земля зашаталась под ней и все вокруг потемнело. Она попыталась бороться с этим ощущением, но чернота окутала ее, как темная туча, и больше она ничего не сознавала.

Офелия пошевелилась, отчего острая боль пронизала ее спину, и тихо вскрикнула.

– Все в порядке, – сказал голос рядом с нею, – вы в безопасности, не двигайтесь.

Она открыла глаза и встретилась взглядом с графом, стоявшим рядом.

Затем она почувствовала, что пол под ней движется, и спросила:

– Где я?.. Что происходит?..

– Все хорошо, – сказал граф. – Выпейте это.

С этими словами он очень бережно поддержал ее затылок и поднес чашку к ее губам.

Она не без труда проглотила какую-то жидкость, которая оказалась горячим бульоном.

– Постарайтесь выпить как можно больше, – сказал граф. – Вы сразу почувствуете себя крепче.

Ей хотелось слушаться его, хотя она была сильно перепугана и не понимала, почему он здесь и почему он ее кормит. Теперь она догадалась, что находится в движущемся экипаже; тем не менее она повиновалась.

Только когда чашка была полупуста, он произнес:

– Ваш бульон остывает. Сейчас я добавлю горячего.

– Я... думаю, что больше... не хочу.

– Глупости, – сказал граф. – Вы должны наверстать все, что не съели. Пират уже съел столько, что заснул от обжорства.

– Пират? С ним все в порядке?

– Он у ваших ног, – ответил граф.

Офелия попыталась взглянуть на пол, но ей это не удалось. Она увидела, что находится в очень комфортабельном экипаже и лежит, откинувшись на атласные подушки, а ее ноги укрыты мехом. Напротив, на маленькой скамейке экипажа, она увидела свою шляпку и поняла, что граф, очевидно, снял ее, пока она была без сознания.

– Прошу прощения, что я упала в обморок, – сказала она.

– После всего, что вы вынесли, это неудивительно, – ответил граф.

Она увидела, что он наливает еще бульон из закрытого сосуда, стоявшего в корзине с сеном. Когда чашка наполнилась, он обернулся к ней:

– У вас хватит сил поесть самостоятельно? – спросил граф.

– Конечно... – ответила Офелия. – И благодарю вас... что вы так добры ко мне.

– Похоже, с вами не часто ласково обращались, – сказал граф.

Он скрыл от нее, что в тот ужасный миг, когда она упала к его ногам, ему показалось, что она умерла. Он поднял ее и положил на деревянную скамейку, где они сидели накануне. Его испугали пепельная бледность ее лица, темные круги под глазами и то, что она похудела до такой степени, что платье обвисло на ней.

Только когда он нащупал ее пульс и обнаружил, что тот слабо, но бьется, он снова взял ее на руки и понес к закрытому экипажу, поджидавшему за деревьями. Пират ковылял на трех лапах за ними, хотя никто ему не приказывал; когда граф бережно устроил Офелию внутри экипажа, он бросил на пол подушку для Пирата и тоже очень осторожно уложил на ней собаку.

Джейсон спросил:

– Вы думаете, что лапа у него сломана, ваша светлость?

– Хендерсон осмотрит его, как только мы доберемся до замка, – ответил граф. – Дайте собаке немедленно что-нибудь поесть.

– Он выглядит полумертвым от голода, милорд.

– Так оно и есть, – коротко ответил граф.

Как только рядом с Пиратом поставили пищу и он на нее жадно набросился, Джейсон закрыл дверь, сел на козлы, и кучер тронул лошадей.

Этот экипаж был специально приспособлен для далеких путешествий, его рессоры были лучше, чем у любой другой кареты; он был запряжен шестеркой лошадей и, оказавшись за городом, помчался, вздымая за собой клубящиеся облака пыли.

Граф приказал добраться до деревни как можно быстрее.

Накануне ночью он тщательно разработал план; его решение, конечно, было навеяно поступком Рочестера эпохи Реставрации, похитившего в 1665 году из-под самого носа другого претендента наследницу, на которой собирался жениться.

Разница между этими двумя похищениями состояла в том, что наследницу увезли поздно ночью в экипаже его дедушки. Когда она вышла из Вестминстерского дворца, ее встретили две женщины и умчали на шестерке лошадей. За экипажем следовал ее соблазнитель, граф Рочестер. Такой экстравагантный поступок сыграл немалую роль в том, что его отправили в Тауэр, но нынешний граф знал, что единственный способ спасти Офелию, сделать то же самое.

Разница была и в том, что Джон Рочестер похитил Элизабет Маллет для своих собственных эгоистических целей: не только потому, что любил ее, но и потому, что она была наследницей.

Поступок графа был полностью альтруистическим: его не интересовала Офелия как женщина, он относился к ней как к ребенку, с которым настолько плохо обращаются, что довели почти до смерти.

Когда она осторожно пила свой бульон, стараясь не расплескать его, он смотрел на тонкие руки и заострившееся, похудевшее лицо и сказал себе, что даже если его привлекут к суду за похищение, то этот поступок полностью оправдан.

Тем не менее в его планы совершенно не входило, чтобы кто-нибудь узнал, что он замешан в исчезновении дочери Джорджа Лангстоуна. Он представлял, какой поднимется крик и шум, но во всяком случае, не раньше, чем Джордж Лангстоун вернется из Эпсома. Он предполагал, что Цирцея будет счастлива отделаться от Офелии. К тому же у нее нет ни малейших оснований связывать его с исчезновением ее падчерицы, если только магия не наделила ее даром ясновидения, недоступным обыкновенным существам.

Прошлой ночью он написал письмо, которое она должна была получить утром: в нем в самых цветистых выражениях он сожалел о том, что вынужден отменить свое приглашение поужинать сегодня вечером. Он писал:

«По причинам, над которыми я не властен – я думаю, что ваша светлость догадывается, в чем они заключаются, – я не могу сегодня вечером быть дома. Я не в состоянии выразить степень моего сожаления, что наш ужин наедине не может состояться. Могу ли я рассчитывать на то, чтобы доставить себе величайшее удовольствие вновь посетить вашу светлость при первой же возможности, чтобы принести лично мои извинения и наметить другой день, когда вы окажете честь посетить мой дом?»

Он закончил письмо комплиментами, которые Цирцея должна была оценить, и поручил майору Мазгрову доставить письмо с грумом около полудня. Он был уверен, что Цирцея решит, что ему приказано сопровождать принца Уэльского. Как и любая лондонская жительница, она знала, что его королевское высочество не любил отказывать себе в обществе тех людей, которыми он изволил себя окружить.