Все для тебя - Лидия Лукьяненко Страница 22

— Все равно я не понимаю, почему они устроили эти соревнования, ведь Женя не выделяет ни одного из них.

— Вот поэтому и устроили. Считают, что шанс есть у каждого.

Ей была недоступна эта подростковая логика.

— По-моему, Женя больше выделяет тебя, — тихо сказала она, боясь его обидеть.

— Знаю, — спокойно ответил он. — Поэтому они меня и послушают.

— Женя очень славная девочка. Неужели она тебе не нравится? — так же тихо продолжала Наташа, желая услышать его ответ и боясь этого.

— Мне нравится другая девушка… И вы это знаете, — добавил он, помолчав.

Наташа покраснела, и ей казалось, что это заметно даже в темноте. Никогда больше она не испытывала такого всепоглощающего чувства любви, как тем осенним вечером, когда тринадцатилетний мальчик с душой взрослого мужчины держал ее руку в своей…

Тогда Сережа просто спас ее. И продолжал выручать и в дальнейшем, когда она попадала в неприятные ситуации в школе, где ученики хотят одного, учителя — другого, а дирекция и родители — третьего. Собственно говоря, именно благодаря его незаметной поддержке Наташе удавалось некоторое время избегать нагоняев от деспотичной завучки и не менее неприятной директрисы.

Надо сказать, что обе начальственные дамы, завуч — дородная и внушительная, и директриса — тощая и злая, проводили в школе почти все свое время. У толстой Елены Степановны дети давно выросли, а муж, тщедушный подкаблучник, годился, по ее мнению, только для нехитрой домашней работы, и она не спешила домой, предпочитая властвовать в школе. Дети ее боялись, учителя — тоже. Нигде больше она не смогла бы полностью проявить свои тиранические наклонности.

Директриса, высохшая старая дева, тайно завидовала всем мало-мальски привлекательным и счастливым женщинам и ненавидела их. Ее бесили и толстая добродушная биологичка Татьяна Петровна, которую дома всегда ждали любящий муж и двое сыновей-студентов, и молодая беременная учительница младших классов, которую все ласково называли Тонечкой, и любая симпатичная старшеклассница, словно все они, сговорившись, отняли у нее положенную ей часть любви и семейных радостей. Она недолюбливала и завуча, но, конечно же, никогда не показывала этого, а, наоборот, всячески поощряла ее тиранию. В сущности, обе они не состоялись в семейной жизни, не имели подруг, их никто не любил, а недостаток любви приводит, как правило, к отклонениям в духовном развитии. Эти дамы были несчастны и так нуждались в любви, что ненавидели всех вокруг.

Учителя, в основном женщины, тоже не любили их, но вели себя, разумеется, по-разному. Кто-то льстил и наушничал, как физичка Нина Григорьевна, кто-то держался с достоинством, как дочка директора шелкового комбината, преподаватель химии Вероника. Правда, Веронике ничего и не угрожало благодаря высокому положению папы. Остальные просто дрожали в их присутствии — и молодые учителя, и те, для кого эта работа была единственным способом содержать семью. Например, историк Вера Семеновна одна несла на своих плечах груз семейных проблем. Муж ее умер много лет назад, дочь оканчивала их школу, мама была на пенсии. Девочка училась слабенько, а нужен был хороший аттестат, чтобы устроить ее в вуз, поэтому Вера Семеновна готова была на любые унижения. Часов у нее было больше всех в школе, и она боялась, как бы часть уроков не отдали другому историку — застенчивому очкарику Глебу Ивановичу. Кроме него, в школе работали еще двое мужчин — военрук Юрий Васильевич и преподаватель труда Валентин Ильич.

Вот в такой коллектив попала Наташа. Свой предмет она любила, особенно литературу. Она считала, что именно на ее уроках формируется сознание учеников. И старалась дать им побольше сверх программы, справедливо полагая, что тому, кто хочет узнать больше, хватит времени на все, а кто не хочет, тот и программу не усвоит. Но при проверке оказывалось, что кто-то из учеников не усвоил положенного по программе, а она позволила себе углубиться в тему. Зачем, скажите на милость, всем классом слушать реферат Антиповой о духовных исканиях поэта, если Митин не выучил самого стихотворения? Так считала Елена Степановна, а ее мнение не подлежало обсуждению.

Аистов незримо контролировал ситуацию. Он старался, чтобы недовольство некоторых учеников и их родителей не достигало ушей дирекции. Нытику Кузину попросту пригрозил в коридоре, что, если его мамочка еще раз пожалуется завучу на плохие отметки по русскому, он будет иметь дело с ним. Кузин был вопиюще безграмотен — ну что могла Наташа с ним поделать? И после уроков с ним занималась, и правила заставила выучить, но у того в одно ухо влетало, из другого вылетало. Зачем ему четверка? Она же не двойку ему ставит! Ну не может она поставить четверку такому тупице, а Митину, который посмышленее, — тройку. Девочки тоже часто подводили ее: забудут что-нибудь, а если завуч начнет ругать, заноют: «Мы не знали, нам не говорили». И опять все шишки сыплются на Наташу.

С такой работой ни на что больше времени не оставалось. Дома — тетради и телевизор. Редкие поездки к родителям, звонки старым подругам. О личной жизни и подумать некогда. Не зря говорила куратор их группы в институте: «Девочки, торопитесь, знакомьтесь с ребятами, пока вы здесь. Замуж нужно выходить сразу после института, а лучше — на последнем курсе. Попадете в школу — все! Конец личной жизни».

Так и получилось. Единственной отрадой были школьные вечера. Наташа стала помогать режиссеру школьного театра Ларисе Сергеевне, рыженькой артистичной женщине. Лариса Сергеевна тоже преподавала русский, поговаривали, что в молодости она пару лет работала в театре и даже поступала в театральный институт. Всю свою нерастраченную любовь к драматическому искусству она перенесла на школьный театр «Вдохновение». Уроки для нее были лишь средством зарабатывать деньги и отбирать талантливых ребят в театр. К каждому празднику они готовили мини-сценки, а раз в году — большой полутора- или двухчасовой спектакль с настоящими декорациями, костюмами, гримом. Один из городских театров взял над ними шефство и снабжал реквизитом. И некоторые из учеников Ларисы Сергеевны действительно пошли по театральной стезе, а один из ее первых кружковцев, Миша Давидов, уже работал в столичном театре и всегда приезжал на премьеру школьного спектакля.

За первые полгода Наташа сдружилась с ней да еще с двумя молодыми учительницами английского, двумя Наташами. Получалось, что в школе сразу три Наташи, и все молодые и незамужние. Для различия их называли по отчеству — Сергеевна, Анатольевна, Викторовна. Анатольевна — миловидная круглолицая и немножко полненькая, что, в общем, не портило ее, была большой модницей и всегда хорошо одевалась. Наталья Викторовна — высокая статная девушка с русой косой, ненавидела носить юбки, а за брюки постоянно получала выговор. То они казались дирекции слишком обтягивающими, то слишком броскими. Но ничто не могло заставить Викторовну отказаться от любимого стиля одежды, и на нее махнули рукой. Кроме того, найти хорошего преподавателя английского было не так просто, а в профессиональном отношении Викторовна была выше всяких похвал. И ей прощали ее манеру одеваться, чего никогда не разрешили бы другим.

Под Новый год в школе всегда запарка: тут тебе и контрольные, и оценки за полугодие, и праздничный вечер. Да еще замены ставят, так что не продохнуть. Географичка ушла в декрет, ее часы раскидали кому придется. Поговаривали, что благодаря зарплате, которую генсек Черненко, пришедший на смену усопшему Леониду Ильичу, значительно повысил, в школу скоро придут новые учителя — мужчины. Это было бы правильно, думала Наташа. Дети разболтались, никакого сладу с ними, когда завуча и директора нет. Нужна все же мужская рука, да и коллектив разбавить мужчинами, а то что это за «бабье царство»!