Маркиза Бонапарта - Виктория Дьякова Страница 22

Все мужчины за столом встали, приветствуя Потемкину и вошедших с нею дам. Князь Багратион вышел и, предложив княгине руку, пригласил сесть рядом с ним. Обернувшись к Анжелике, Потемкина знаком попросила ее также следовать с ними.

Княгиня Анна уселась прямо у дверей, прикорнув головой к плечу темноволосого генерала с красивым, энергичным лицом – наверное, это его она ждала целый день. Анжелика села рядом с Лизой, и та объявила собранию:

– Сегодня мы пригласили нашу очаровательную случайную гостью из Парижа… – Она сделала многозначительную паузу. – Да-да, имею честь представить, господа: маркиза Анжелика де Траиль. Путешествует по свету, и вот… заехала к нам на войну.

– Надолго ли? – спросил кто-то.

– Не надейтесь, не надолго, – ответила за маркизу Лиз. – Завтра наш поэт Денис Давыдов и вот, Алексей Александрович, – только сейчас Анжелика заметила Анненкова, сидевшего почти напротив нее, – доставят маркизу в кавалерию маршала Мюрата, с наилучшими пожеланиями от нас.

Встретив взгляд темно-синих глаз Алексея, Анжелика улыбнулась – ей снова вспомнился Петербург, дождливый вечер и представление в театре. От воспоминаний ее оторвал голос Багратиона:

– Вот, Елизавета Григорьевна, наш герой, – генерал указал на Давыдова, – отказывается брить бороду и скоро отправится в леса махать вилами. Саблей ему теперь уже несподручно, не тот размах…

– Да, слышала я, – вздохнула Потемкина. – Генерал мужицкой армии наш Денис Васильевич нынче.

– Ваша светлость, – горячо заговорил Давыдов, – смех смехом, а народ-то – он повсюду, он француза поперед нашего достанет. Я вот думаю…

– Ты поосторожней, Денис Васильевич, – вступил в разговор Милорадович. – Не забывай, среди нас – французская маркиза, которая завтра отправится к Мюрату. Вот уж она расскажет там о твоих огромных планах.

– Нет, что вы! – воскликнула Анжелика. – Я ничего не скажу.

– А ты думаешь, Михаил Андреевич, – ответила генералу Потемкина, – от того, что она расскажет, народ меньше вилами колоть станет? Как бы не так… А вы, Алексей Александрович, – обратилась княгиня к Анненкову, – вилами махать не собираетесь с Давыдовым заодно? Вы, Давыдов, Бурцев, Тройкин – всей компанией двинетесь или все-таки с нами останетесь?

Граф Анненков не ответил ей и отвел взгляд.

– Алексея я оставляю при себе, – произнес Багратион, – хотя он и рвется. Там Давыдов за двоих справится.

– Справимся, ваша светлость. Хоть и скучновато будет.

– Я очень рада…

За столом продолжали оживленно бедовать, обсуждая давыдовский план открыть в тылу французов «мужицкий фронт» – на Анжелику уже почти не обращали внимания. Пригубив красное вино из бокала, Лиза Потемкина наклонилась к маркизе и проговорила по-французски:

– Ma chère, завтра вы снова окажетесь во французском расположении. Я подумала, что мне стоит предупредить вас, чтоб впредь вы не решались на безрассудные действия, не зная всей правды…

– Правды? Какой правды? – насторожилась Анжелика. – О чем вы, princessе?

– О вашем ненаглядном Армане де Коленкуре. Ведь это ради него, как я понимаю, вы проехали пол-Европы и вот, оказались у нас. А если бы пришлось – добрались бы и до Урала. Я не права?

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, princessе, – пожала плечами Анжелики, но внутренне она уже чувствовала разгоравшееся волнение.

– Я наблюдала за вами в Петербурге, – продолжала Потемкина все так же негромко. – Вы держались молодцом. Хотя я, как никто другой, знала, что вам дорого стоила ваша стойкость. Граф Арман непростительно открыто пренебрегал вашим обществом – это все замечали, только не подавали вида. Готова поспорить, что за все годы, прошедшие с той поры, вы так и не узнали, почему он обращался с вами так холодно. Я права?

Анжелика промолчала – ей нечего было сказать.

– Ваш Арман вовсе не достоин того, чтобы носиться за ним по всему свету, – говорила Лиз. – Простите меня за жестокость. Я хотела сказать вам о том в Петербурге, чтобы положить конец вашим страданиям, но надеялась, что вы раскроете все для себя сами. Как вижу, вы по-прежнему бродите в темноте. Уж не знаю, любил ли вас когда-то Арман и чем он так околдовал вас на столько лет, но в Петербурге… – Лиз на мгновение запнулась, собираясь с духом: – В Петербурге у него была другая женщина.

– Другая?! – Анжелика вскрикнула, забыв о приличиях, и сидящие рядом офицеры как один обернулись на нее. – Ох, извините, – маркиза смутилась и снова заговорила с Потемкиной: – Но кто она? Да и откуда вам известно?

– Ее семья эмигрировала из Франции сразу после революции и обосновалась в Петербурге, – ответила ей княгиня Лиз. – А знаю я о них потому, что княгиня Анна Алексеевна по доброте душевной много лет ссужала их безвозмездно деньгами, так что они и до сих пор проживают за ее счет. Естественно, Анне известны все тайны этого семейства, даже то, с кем проводит ночи их непутевая единственная дочь-бесприданница, которую им трудно пристроить в России. Если только Анна Алексеевна не расщедрится.

Анжелике показалось, что стены дома, где они находились, закачались перед ней. Она схватилась за край стола, чтобы не упасть.

– Как ее имя? – спросила она потухшим голосом.

– Луиза де Монтеспан. Конечно, вы знаете ее… – Помолчав, Потемкина добавила: – Прошу понять меня, я рассказала все, ma chère, не для того, чтобы намеренно ранить вас или только открыть глаза на неверность возлюбленного. Я рассказала в надежде предупредить, чтобы вы не подвергали себя опасности понапрасну ради того, кто вовсе не оценит и не примет ваших жертв…

– Простите… Простите меня, мадам. – Анжелика встала из-за стола. Не говоря ни слова, она выбежала из горницы, провожаемая изумленными взглядами.

* * *

Маркиза не помнила, как добежала до своей палатки, как нашла дорогу – слезы застилали глаза, а ноги несли сами… Задернув полог, она наконец осталась наедине с собой и своими мыслями.

Свеча в подсвечнике перед зеркалом сгорела наполовину – внутри ее временного жилища царил полумрак. Усевшись на походную кровать, состоявшую из жесткого матраса и куцего солдатского одеяла, положенных на деревянную основу, Анжелика сжала ладонями виски – страдание ее приняло странную форму. Она металась в сомнениях, она никак не могла решить, что ей следует предпринять – сидеть или, сорвавшись с места, бежать куда-нибудь, скакать верхом… Нестерпимая боль пронзала сердце Анжелики до самой глубины.

Слова Потемкиной все еще отчетливо звучали в памяти, Анжелика никак не могла разобрать, что ей отвергнуть и что принять из услышанного. Зачем Лиза нанесла ей рану? Только из-за того, что Анжелика француженка? Не могла же русская принцесса не знать, как больно уязвляют подобные признания, или она никогда не испытывала мук ревности? А может быть, она точно знала, что это – то страдание, перетерпев которое, станет намного легче…