Как прикажете, Королева! - Энн Вулф Страница 22

— Это я тебя выпорю, Боб, если ты сейчас же не поднимешься с дивана и не пойдешь со мной!

— От вас нет спасу с самого утра, — простонал Мартин, прикрывая уши руками. — Если вы опаздываете, я отвезу вас к доктору. Только, ради бога, пощадите мои барабанные перепонки.

Джекки посмотрела на него с благодарностью. Что-то новенькое, подумал Мартин.

— Дайте только переоденусь.

— Вот видишь, — укоризненно покосилась на дядю Джекки. — Из-за тебя пришлось беспокоить Марти. А ведь он, бедняга, даже не завтракал. Вдруг у него тоже испортится желудок?

— Джекки, я все слышу, — напомнил о себе Мартин, поднимавшийся по лестнице. — Потрудись отпускать свои шуточки, когда я поднимусь наверх.

— О'кей, прости, пожалуйста! — весело крикнула ему Джекки. — Конечно, я подожду, пока ты поднимешься. А ты, — с возмущением посмотрела она на дядю, — вставай и будь добр держаться молодцом.

— Только и знаешь, что пилить больного старика, — пробурчал Боб, поднимаясь с диванчика. — Никакого уважения.

Мартин собрался быстро, а до клиники они доехали всего за каких-то полчаса. Боб было заартачился и попробовал предпринять еще одну попытку отговорить Джекки от этого рискованного шага, но Джекки была непреклонна, а Мартин, бросив на Ловкача сочувственный взгляд, сообщил, что сам он принимает сторону Джекки.

— Все вы предатели, — обреченно вздохнул Боб и выбрался из машины.

— Спасибо тебе, — искренне поблагодарила Джекки Мартина.

— За что? Я всего лишь отвез вас в клинику.

— Но мог бы этого и не делать.

— Пойдем, иначе вы опоздаете на прием… или Боб сбежит от нас по дороге.

— Ты с нами? — Синие глаза Джекки удивленно распахнулись.

Мартин подумал, что девушку с такими глазами необыкновенно приятно удивлять.

— С вами, — кивнул он, стараясь сдержать улыбку. — Вы все равно оставили меня без завтрака и без душа. Так что не вижу особенных причин спешить.

Джекки ничего не ответила, но Мартин чувствовал, что она рада тому, что он остался. О болезни Боба он слышал лишь намеками, но подозревал, что страхи Джекки не так уж и не обоснованы. Судя по всему, проблемы со здоровьем у Боба были уже давно, но все это время у Джекки попросту не было денег, чтобы сводить дядю к хорошему доктору.

В приемной Джекки и Мартину предложили кофе, от которого оба не отказались. За Бобом, нерешительно топчущимся возле окна, вышел доктор.

Боб бросил в сторону Джекки и Мартина отчаянный и жалостливый взгляд, но племянница посмотрела на дядю с таким суровым выражением на лице, что ему не осталось ничего, кроме как подчиниться врачу, надо сказать довольно вежливому и любезному пожилому человеку.

— Ух, даже не верится, — вздохнула Джекки, когда за Бобом закрылась дверь. — Первый шаг сделан. Иногда он, ей-богу как ребенок.

— Почему он так боится врачей? — с искренним удивлением посмотрел на нее Мартин.

— Была у него в детстве жуткая история. Один врач отфигачил у Боба мизинец, который можно было спасти. Вот такая страшная сказка.

— Да уж… — поежился Мартин. — Я понимаю беднягу.

— И я понимаю, — кивнула Джекки. — Только сейчас все может быть куда хуже, чем та история с мизинцем.

— Ты знаешь, что с ним, Джекки?

— Как-то раз мне удалось вытащить Боба к врачу. Но клиника, сам понимаешь, была куда хуже, чем эта. Доктор сказал, дела идут паршиво, возможно понадобится операция. У дяди больной желудок, а пьянство этот недуг не лечит, только усиливает.

— Теперь понятно, почему ты так злишься, когда он выпивает.

— А ты бы не злился?

Мартин пожал плечами и задумчиво ответил:

— Мне не о ком было заботиться. Разве что о тетке, когда она начала болеть. Только Леонелла умирала, и мне было об этом известно. Хотя, я, конечно, делал все, что мог, хоть и знал, что это скоро кончится.

— Ты любил ее? — внимательно посмотрела на него Джекки.

— Любил по-своему… — ответил Мартин. — Конечно, не так, как родителей. Она ведь мне такая же тетя, как и твой Боб тебе дядя. Я был сыном ее подруги, ее крестником. Когда родители погибли… — начал было Марти, но тут же замолчал. — Прости, боюсь, я не готов сейчас говорить об этом.

— Понимаю, — кивнула Джекки. — Моя мама тоже умерла. От болезни или от одиночества. Я и сама не знаю.

— Выходит, мы с тобой чем-то похожи, женушка, — усмехнулся Мартин.

— Не называй меня так, — поморщилась Джекки.

— Почему?

— Просто не называй. И все.

— Как прогулялись с Бадди? — с деланой небрежностью поинтересовался Мартин, но Джекки почувствовала, что вопрос задан ей не из праздного любопытства.

— Спасибо, неплохо, — усмехнулась она. — А как посидели со Сьюки?

— Спасибо, замечательно, — в тон ей ответил Мартин. — Зря ты так ополчилась против нее. На самом деле она очень милая.

— Бадди так не считает, — фыркнула Джекки. — И я с ним согласна.

— Бадди, Бадди, — раздраженно передразнил ее Мартин, и Джекки в который уже раз заметила, что в его медово-карих глазах мелькает угрюмая тень при воспоминании о друге. — Говоришь о нем, как о гуру.

— О ком?

— Гуру — это учитель. Тебе, кстати, он не помешает. Только уж точно не такой, как Бадди.

— А мне казалось, вы с ним лучшие друзья.

— Так и есть. Только лучшие друзья не обязательно во всем должны соглашаться друг с другом.

— Но ты ведь его не уважаешь.

— Нет, отчего же! — горячо возразил Мартин. — Я уважаю его. Только мне многое не нравится из того, что он делает и говорит. Хотя я редко с ним спорю. Только по принципиальным вопросам. И считаю его талантливым писателем.

— А он мне сказал, что ты пишешь неплохие картины, — призналась Джекки. — Странно, но в твоем доме я ни одной не увидела.

— Чертов болтун! — вырвалось у Мартина. — Ну вот, снова говорю на твоем языке.

— Да что в этом такого? — изумилась Джекки. — Подумаешь, рассказал о том, что его друг пишет картины. Ты же говорил, что Бадди писатель.

— Это другое.

— Почему другое?

— Ты как ребенок, — раздраженно ответил Мартин и потянулся за чашечкой кофе, стоявшей на стеклянном столике. — Почему, отчего? Есть вещи, которые трудно объяснить, Джекки.

— А ты попробуй. Может, я пойму.

— Прости, не хочется. Во всяком случае, не сейчас.

Даже обижалась она совсем как ребенок. Синие глаза налились печалью, взгляд ушел в сторону, а губы надулись.

Марти уже не испытывал раздражения — напротив, ему стало весело. Почти так же весело, как тогда, на катке. Захотелось растормошить ее, сказать что-нибудь смешное, чтобы губы расправились в улыбку, глаза загорелись той пронзительной искрящейся синевой, излучать которую были способны только эти глаза, глаза Джекки.