Ожерелье из разбитых сердец - Светлана Лубенец Страница 22

Тише, Наденька, не плачь,

Не утонет в речке мяч...

Надо сказать, мне сразу показалось, что Пухова хочет того же, то есть чтобы я ее прижал где-нибудь в безлюдном месте. Отчего же не прижать, если женщина хочет...

К тому времени я уже давно разъехался с матерью. Жил в маленькой комнатушке коммуналки. Но она была моя, а потому я мог приводить в нее, кого хотел. Я привел Наденьку будто бы для того, чтобы попить кофейку и повспоминать золотые школьные годы. Мы оба это знали, но часа полтора на всякий случай повспоминали. Потом я предложил ей коньяку будто бы для того, чтобы выпить за наш дружный класс, который никогда таковым не был. Я налил ей, чтобы она слегка захмелела и ей было не так уж неудобно ложиться ко мне в постель. Наденька тоже понимала, зачем пьет, а потому выпила гораздо больше, чем я собирался ей наливать. Когда бутылка опустела, несчастной Пуховой уже сам черт был не брат, и она очень охотно и вполне самостоятельно разделась. Я не знал, какие сексуальные игры она предпочитала, а потому положился на интуицию. Она меня подвела. Наденька оказалась девственницей. И эта девственница после проведения дефлорации вцепилась в меня как в своего первого мужчину с недюжинной для тряпичных ручек и ножек силой.

Как уже говорил, жениться я не собирался в принципе, детей не хотел и очень заботился о том, чтобы они ненароком не завелись в Наденькином нетронутом, а потому очень здоровом организме. Пухова хотела обратного, то есть чтобы я на ней женился и у нас косяком пошли дети. Потом она догадалась, что последовательность вполне можно нарушить: сначала – дети, потом – свадьба. Когда это озарение ее посетило, она вдруг принялась уверять меня в том, что находится на третьем месяце беременности и что аборт делать ей очень не советуют ввиду какого-то там отрицательного резуса. Я ничего не понимал в резусах, зато точно знал, что забеременеть она не могла. Наденька принесла мне из женской консультации несколько бумажек, подтверждавших ее правоту. Я еще раздумывал, каким образом мне выкрутиться из создавшейся ситуации с наименьшими издержками, когда в отсутствие Наденьки ко мне зарулил пьянющий сосед с верхнего этажа и начал в буквальном смысле рвать на себе рубаху и посыпать пеплом дешевой вонючей сигареты мою комнату. Когда я выудил перлы здравого смысла из его пьяного бреда, получилось, будто Наденька с ним спала.

– Зачем? – спросил я.

Сосед ударился в еще более замысловатые рассуждения, общий смысл которых заключался в следующем:

1) Наденька хотела за меня замуж, а я не хотел на ней жениться;

2) она хотела ребенка, а я не хотел;

3) она организовала себе ребенка от соседа, чтобы ребенок, которого в сожительстве со мной взять было абсолютно неоткуда, все-таки откуда-нибудь взялся.

Сосед уверял, что готов понести самое суровое наказание за свой непроизвольный (как он выразился) блуд. Я же сказал ему «спасибо», отвалил приличную сумму на опохмел и даже довел до его жилища, так как расставаться он со мной не только не хотел, а усиленно предлагал брататься, поскольку все равно уж у нас одна баба на двоих.

Призванная к ответу Наденька залилась слезами, уверяя, что все совершила токмо из великой любви ко мне. Ее горе было таким горьким, а отчаяние – таким отчаянным, что если бы я любил ее, то непременно простил бы и слезы наши смешались. После этого я надавал бы по мордасам соседу и женился бы на женщине, которая готова ради меня на все. Но я не любил, а потому простить Наденьке комбинацию в стиле Остап-Мария-Бендер-Бея никак не мог. Я выставил ее за дверь своей комнаты, рассчитывая на то, что дорогу из нашей коммуналки она найдет самостоятельно.

Куда делась Наденька, я так и не узнал. Ненависти к ней уже не испытываю. Даже где-то благодарен. Именно моя бывшая одноклассница сделала меня тем, кем я сейчас являюсь. Она дала мне первый урок манипуляции людьми. Я оказался хорошим учеником. Дальнейшее обучение мне не потребовалось. Я сам выпестовал из себя Великого Манипулятора, и теперь даже имею с этого неплохие дивиденды. Я запросто мог бы манипулировать и мужиками, но принципиально занимаюсь только женщинами. Они должны ответить за то, что со мной сделали. Да, я живу неплохо... Да, у меня все есть... Да, я могу теперь иметь практически любых женщин... телок... леди... каких только захочу, но... Я почти никого не хочу. Не в сексуальном плане. Я нормальный мужик, и ничто плотское мне не чуждо. Я не хочу любви. Я не хочу связывать себя никакими обязательствами. Я не хочу детей, которые цеплялись бы за мои джинсы крохотными ручонками и кричали бы мне: «Папа! Папа!» Я хочу быть один, и именно это мне во мне же и не нравится. Я хотел бы быть таким, как все! Я хотел бы радоваться обычной нормальной жизни, но... не могу... Женщины убили во мне все человеческое. Они презирали меня, когда я жаждал их любви. Они занимались со мной сексом, не любя, как с мужчиной по вызову. И, даже любя, обманывали меня и пытались обвести вокруг пальца. Впрочем, я зря назвал себя Манипулятором. Много чести этим... куклам... Пожалуй, я и есть кукловод... Да! Самый Великий Кукловод в мире!

Когда я познакомился с Волчицей (она так называла себя), мне показалось, что с этой женщиной у меня может наконец что-нибудь получиться. Она была не такой, как все. Она была независимой от других, но страшно зависимой от своих собственных взглядов на жизнь. Она была уверена, что презирает мужчин, и даже не предполагала, что всей своей женской сутью продолжает мечтать о том единственном, который перевернет с ног на голову все ее представления. Волчица не собиралась в меня влюбляться, но влюбилась, потому что я тоже не такой, как все. Но она даже не догадывается, до какой степени я не такой.

Мне показалось, что я тоже влюбился. Я даже хотел бросить к чертям собачьим свои занятия и предложить ей руку и сердце, но... Словом, я уже увяз в том деле, которое... В общем, я решил еще раз сыграть, сделать еще одну ставку. Клянусь, если Волчица поведет себя нетрадиционно, я положу к ее ногам все, что имею, плюс собственную повинную голову. К тому же, как я уже говорил ранее, еще не всем сестрам роздано по серьгам, а потому не все аплодисменты получены. Я столкну их: ту «сестру», которая пока еще без серег, и Волчицу. Если Волчица перегрызет ей горло, а потом еще и простит меня за все, во что я ее вовлек, значит, она именно та женщина, которая предназначена мне судьбой. Значит, именно из-за нее все и затевалось. Значит, именно за тем грузин Серго встретился с моей матерью, а потом бросил ее. Я должен был родиться, а потом вызвериться единственно для того, чтобы составить счастье Волчицы...