Обнаженная тьма - Елена Арсеньева Страница 22

Теперь у нее было такое ощущение, что и отца – добродушногопьянчужку, и мачеху – смешливую, неунывающую и ласковую ко всему свету, отбродячей собаки до взрослой падчерицы с ее неудавшейся судьбой, да и сам домпод замшелой шиферной крышей, такой уютный в своей тесноте и нелепости, и дажестарый яблоневый сад, в котором он таился, – все это зарыли в одну могилу сКариной, оставив на земле искаженные подобия, призраки, враждебные ей,Александре, потому что мертвые всегда враждебны живым.

Неподалеку от дома была автобусная остановка, доехать доавтовокзала можно за пять минут, но человека, целенаправленно ждущего автобуса,в Сергаче посчитали бы сумасшедшим. Здесь предпочитали пешее хождение, а наавтобус садились только тогда, когда уж деваться было некуда: вот ты идешь, вотон едет, и вам по пути.

Александра несколько раз оглянулась, но улица таяла во тьме,вокруг стояла тишина, и она решила не тратить время зря и идти пешком. Темболее что с каждой минутой все сильнее расходился ветер, снег колюче бил влицо, и стоило Александре чуть замедлить шаг, как она начала дрожать.

Ничего, авось не замерзнет. Надо бежать во всю прыть, чтобыуспеть на последний рейс в город. Завтра с утра у нее обход участка.

Строго говоря, можно было бы уехать утренним шестичасовымавтобусом, как раз к девяти успела бы на работу, но провести еще одну ночь вэтом доме… нет!

Левой руке что-то ужасно мешало, рукав шубки словно бысузился и стал тесным. Александра мучилась-мучилась, потом не вытерпела:пошарила в рукаве и обнаружила там скомканный шарф. И только тут онасообразила, что выскочила, впопыхах даже головы не покрыв. Немудрено, чтозазябла!

Стряхнула с волос снежок, щедро запорошивший их, и накрылаголову шарфом. Он был довольно узкий, большого проку не принес, а шапку оназабыла в отцовом доме. Но за ней уже некогда возвращаться, да и не вернулась бытуда Александра, даже если бы ей грозил менингит после сегодняшнегопутешествия!

С шапки-то все и началось…

Кое-как очнувшись под присмотром добрейшей Лидии Ивановны иосмыслив страшную новость о смерти сестры, Александра поднялась в свою квартируи начала звонить в Сергач. Ни отец, ни мачеха к телефону не подходили, нонаконец трубку взяла соседка Синцовых (у них был спаренный номер) иподтвердила: да, несчастье случилось, никакой ошибки тут нет, Каринины отец сматерью сейчас сидят у гроба, потому что завтра похороны, и если Александрахочет еще раз поглядеть на сестру, то она должна поспешить.

Александра взглянула на расписание автобусов, пришпиленное кобоям в прихожей. Через два часа последний рейс. Боже мой, еще два часа…

– Что, так и поедешь? – всхлипнула Лидия Ивановна, котораяне отходила от своей молодой соседки, то и дело протягивая к ней руки, словноготовая подхватить, если Александра снова упадет. Да и то сказать, девчонкушатало при каждом шаге… Лицо у Лидии Ивановны от беспрерывных слез былокрасным, опухшим, словно бы распаренным.

– А что? – слабо шевельнула губами Александра.

– Да ты, мать моя, хоть под душ залезь да переоденься! –всплеснула руками соседка. – Разве можно тебе в таком виде на людипоказываться, да еще на похороны ехать? Два шага не сделаешь, как ввытрезвиловку заберут!

Это уже знакомое слово заставило Александру вспомнить все,что с ней происходило. Поглядела на себя в зеркало – и медленно закрыла глаза,покачав головой.

Да, не то удивительно, что Золотовы приняли ее забомжиху-наркоманку, а то удивительно, что веснушчатый голубоглазый милиционерее чудесным образом узнал и поступил так по-доброму. Заявиться в таком виде вСергач – это… это будет просто…

Пока Александра торопливо намыливалась под душем, смываягорячей тугой струей грязь, пот и слезы, Лидия Ивановна приготовила ей одежду:черную юбку и черный свитерок. Александра сама ее попросила подобрать вещи:зайти в комнату Карины, где стоял их общий гардероб, посмотреть на ее строго,мертво прибранную (сестра так аккуратно никогда не заправляла!) постель не былосил. Но при виде ненавистного черного цвета, который Александра никогда неносила, слезы снова хлынули из глаз.

Она отказалась от чая, хотя желудок давно подвело, ивключила фен, чтобы подсушить волосы. Фен не работал. Александра вспомнила, какобнаружила его перегоревшим несколько дней назад и начала ворчать на Карину,которая умудрилась за месяц пережечь второй фен. Сестра сначала отшучивалась,потом надулась. Александра убежала на работу сердитая, так и не помирившись сней, а ведь это было как раз в тот день, когда ее похитили, – значит, как раз втот день, когда Карина погибла!

Раскаяние ударило в сердце так, что Александра согнулась отболи.

С трудом справившись с собой, вытащила из ниши шубейку,зимние сапоги: в Сергаче почему-то всегда холоднее, чем в городе, хоть инаходится он южнее, да и в автобусе будет не больно-то жарко.

Шапка куда-то запропастилась. Александра нервничала, искалаее, выбрасывая все подряд из ниши, перетряхивая несколько раз одни и те жевещи, с ужасом ощущая, что сил больше нет держать зубы стиснутыми, что ещеминута – и разразится жуткой истерикой, но тут Лидия Ивановна взглянула начасы, ахнула: «Да ты опаздываешь, мать моя! А голова-то мокрая!» – инахлобучила на нее Каринину шляпку. Шляпа была норковая, новенькая, коричневая,вся искрящаяся блестками дорогого меха. Александра подняла было руку – снять,но бросила взгляд на часы и, забыв обо всем, вылетела из дому, едва успевсхватить первую попавшуюся сумочку и сунуть в карман деньги, предоставивзакрыть дверь опять-таки Лидии Ивановне.

Она не опоздала на автобус только каким-то чудом, и все двачаса пути провела в состоянии, близком к полуобморочному, пытаясь сдерживатьслезы, чтобы не привлекать к себе внимания, но они так и лились из глаз прикаждом воспоминании о сестре. Дороги она не помнила, вообще ничего не помнила,как вдруг, очнувшись, обнаружила себя на освещенном крылечке отцовского дома, ав дверях – сгорбленную мачеху, которая смотрела на нее мертвыми глазами искрипела сквозь провалившиеся губы:

– Ты? Заявилась наконец-то! Это же надо…

Она слабо покачала головой, с которой сползла шаль, открывеще недавно черную, смоляную, а теперь сплошь поседевшую голову. И тут жепринялась натягивать шаль, старательно убирая под нее растрепанные пряди.

Александра была так потрясена видом Ангелины Владимировны,что даже не слышала ее слов. Наконец мачеха повернулась и ушла в комнаты, аАлександра тупо стояла в сенцах, не зная, что делать, пока не выглянул какой-топерекошенный старичок и не буркнул раздраженно:

– Дверь закрой, дура, по ногам несет.