Бесстыжая - Стелла Линден Страница 22

— Но будь осторожна, — предупредила леди Дайсон, — она наверняка постарается устроить тебе исподтишка какую-нибудь гадость.

— Едва ли мы встретимся с ней еще раз, — сказала я. — Едва ли в высшем свете пожелают часто видеть меня.

Леди Дайсон покачала головой:

— Ошибаешься. Ты будешь получать массу приглашений. Ты так привлекательна, что они воспользуются тобой, чтобы свести счеты друг с другом. Каждая девица, которая имеет виды на Майлса, вздохнет с облегчением, увидев, что ты убираешь с ее пути конкуренток.

Вскоре я поняла, что она права. Когда леди Алленбрук приглашала гостей в свою ложу на «Аскоте» [4], то пригласила Майлса и меня — персонально. Она не имела видов на Майлса, потому что в прошлом году ей удалось заполучить себе графа, но терпеть не могла леди Кэролайн, которой я утерла нос на балу.

Леди Дайсон помогла мне выбрать платье, потому что на этот раз я не хотела выглядеть экстравагантно. Мы остановили выбор на простом белом шелковом платье, юбка которого была длиннее, а декольте — не таким глубоким, как обычно. Туалет завершала шляпка с широкими полями. Меня несколько смущал вид девственницы, потому что мне не хотелось выглядеть овцой, прикидывающейся ягненком. Но, увидев себя в зеркале, я поняла, что бояться нечего. Лицо мое, все еще юное, не казалось наивным, оно повзрослело и составляло потрясающий контраст с белым платьем.

Для этого случая я даже надела нижнее белье. Там все-таки будет присутствовать королева! Хотя бы из вежливости следовало надеть панталончики.

Итак, экипированная таким образом, я оказалась в частной ложе и, потягивая шампанское, наблюдала за прибытием членов королевской семьи. Серафина сидела в соседней ложе, бросая на меня убийственные взгляды, и по довольному выражению лица леди Алленбрук я поняла, что она убедилась в правильности своего решения послать мне приглашение. Все происходящее меня очень забавляло.

В нашу ложу заглянула Серафина и заявила, что идет в королевскую ложу поздороваться кое с кем из друзей.

— Почему бы вам обоим не присоединиться ко мне? — предложила она, переводя взгляд с Майлса на меня.

Она явно хотела досадить мне, потому что наверняка знала, что у меня не было пропуска туда. Майлс пытался получить для меня пропуск, но очередь желающих была такой длинной, что пришлось бы ждать несколько лет. Майлс, как и на балу, из чувства лояльности отказался идти без меня, и Серафина удалилась, затаив на меня черную злобу.

В тот день мне было очень весело: я поставила на победителя и получила еще одно приглашение. Леди Мендел устраивала благотворительный показ новых моделей одежды, на котором в качестве манекенщиц должны были выступать представительницы аристократии. Я обещала принять участие и несколько дней спустя одевалась и раздевалась в компании высокородных леди. Большинство из них отнюдь не отличались изяществом форм, чем, возможно, отчасти объяснялась причина моего приглашения. Интересно, с кем таким образом собиралась свести счеты леди Мендел?

На следующий день газеты только об этом и говорили. «Хани в высшем обществе!» — кричали заголовки. Высказывались разные предположения относительно того, как далеко я смогу пойти. Этот вопрос все чаще возникал и у меня самой.

Я побывала в магазине, в котором можно было взять напрокат театральные костюмы, и выбрала себе для костюмированного бала белое атласное платье XVIII века. Я надеялась, что Майлс подберет для себя что-нибудь в том же стиле, но он заявил, что не желает выглядеть, словно какой-то травести, и предпочтет надеть такой костюм, который закроет его лицо, чтобы не было заметно, как он краснеет.

Со своим костюмом я надела блестящий белый парик с локонами, ниспадающими с обеих сторон на мои плечи. Насчет парика у меня были некоторые сомнения, потому что мои собственные волосы были красивее, но когда я увидела себя в парике, сомнения отпали, потому что он поразительно менял мою внешность. Кроме того, у платья было весьма глубокое декольте, что позволяло мне продемонстрировать другие мои достоинства.

К моему удивлению, спереди и сзади на юбке платья были отверстия. Когда я привлекла к ним внимание костюмерши, она сказала:

— Это называется разрезами. В былые времена они были у всех леди, которые желали в любой момент быть готовыми удовлетворить желания своих любовников. — Засмеявшись, она добавила: — Если вы собираетесь на костюмированный бал в Иванов день, то вам они потребуются.

— Вы хотите сказать, что там так принято? — спросила я.

— В высшем свете всегда так принято, — цинично заметила она.

Майлс наконец нашел то, что искал. Это был венецианский костюм, который состоял из широкого черного плаща до пят с пелериной. На голове у него была черная треуголка, снабженная длинной полосой черной ткани, которая прикрывала лицо, оставляя прорези для глаз, носа и рта. Верхнюю часть лица прикрывала также маска с крупным крючковатым клювом. Должно быть, в этом костюме было очень жарко, но Майлсу он нравился. «Я смогу надеть под него только джинсы и рубашку», — сказал он. Должна признать, что в развевающемся черном плаще он выглядел загадочно, зловеще и безумно сексуально. Я подумала, что надо непременно заняться с ним сексом, пока на нем этот костюм.

Мое восхищение костюмом Майлса несколько поубавилось, когда я узнала, что он выбрал его по совету Серафины. Ее дружелюбие настораживало меня гораздо больше, чем ее неприкрытая враждебность.

В тот вечер Майлс приехал за мной в своем «роллс-ройсе» с откинутым верхом. Пока мы ехали в резиденцию Элзмиров, Майлс рассказал мне немного о хозяевах бала, хотя кое-какие сплетни о них я уже слышала.

Графу и графине Элзмир было немного за двадцать, и они принадлежали к новому поколению аристократов. Это означало, что он уже привлекался к суду за сбыт наркотиков, и потребовались все влияние и связи семьи, чтобы добиться отсрочки исполнения приговора. Его отец пытался лишить сына наследства. Но отец умер, и теперь новый граф веселился напропалую, устраивая настоящие оргии и с устрашающей скоростью проматывая свое состояние. Графиня внесла свой вклад в их бурную жизнь, родив двоих детишек от разных отцов еще до замужества. Костюмированный бал у Элзмиров, знаменующий середину лета, всегда отличался шумным весельем, но при сложившихся обстоятельствах эти увеселения приобретали дурную славу.

Когда мы подъехали к дому, там было полно репортеров, а фотографы как сумасшедшие щелкали затворами камер. Из толпы раздались возгласы: «Кто этот счастливчик, Хани? Позвольте взглянуть на его лицо, уж не маркиз ли это?» Но я лишь улыбалась, не желая раскрывать секрет.

Мне казалось, что я начинаю привыкать к высшему свету, но, увидев огромный бальный зал, я застыла в изумлении. Стены от потолка до пола были завешаны шелковыми занавесами, так что зал напоминал роскошный шатер. Белые колонны отделяли зал от другого, почти такого же просторного помещения, в котором стояли круглые столы, ломившиеся от изысканных деликатесов, разложенных с таким мастерством, что к ним страшно было прикоснуться из опасения нарушить эту красоту.