Художник и его мамзель - Ольга Клюкина Страница 22

В устах Павлуши это прозвучало как тихий укор. Мол, вот спасибо, отблагодарила ты меня, выручила. Люба даже задохнулась от обиды.

– Да если бы не я, она бы все ваше имущество продала за бесценок и ни одной ложки не оставила. Можно сказать, я весь ваш дом спасла от разорения. Если бы не я…

Павлуша внимательно на нее посмотрел и сказал:

– Вообще-то ты права: деньги здесь ни при чем. Она бы все равно уехала. Ничего, ладно. Ей давно требовалась эмоциональная разрядка. Навестит своего Глеба Максимовича и вернется.

– Вы ничего не поняли: она же насовсем уехала!

– Это она так сказала? – усмехнулся Павлуша. – Вернется. Кому она нужна, кроме меня?

– А вам – что, нужна? Такая?

– Куда деваться? Она мне жена…

– Но ведь вы ее не любите!

– А какая разница? – спокойно пожал плечами Павлуша. – Для меня это давно не имеет никакого значения. Да и для нее, я думаю, тоже.

– Но как же так? – Люба даже привстала на кровати от волнения, щеки ее покрылись красными пятнами. – Зачем так говорить? А что же тогда имеет значение? Работа, да?

Она вдруг вспомнила ночной звонок Антона: он тоже ничего не путает, что у него на первом месте, а что – на втором.

– Имеет значение – работать, – словно прочитал ее мысли Павлуша. – Творить, сколько будет дано. Пространство культуры – колоссально. А остальное мне давно не интересно. Впрочем, не думаю, что ты меня сейчас поймешь. Объяснять человеку, что есть веши, ради которых можно пожертвовать своей индивидуальностью, – глупое занятие.

– Значит, любовь для вас – тоже глупое занятие?

– В общем-то да. И так мало времени остается, куда уж… Очень устал. Хочу отдохнуть. Отдохну недельку, пока она в отъезде. Ведь потом снова все будет, как всегда.

Павлуша сказал об этом просто, как о чем-то само собой разумеющемся, так что все стратегические планы Любы разом лопнули, как мыльные пузыри.

Она даже как будто услышала еле слышный звук в воздухе: чпок, чпок… Или чужая квартира над ней смеялась и устраивала злые шутки?

– Я испытываю счастье, восторг за работой. Разве это так мало? – устало пояснил Павлуша. – Ни на что другое меня уже просто не хватает.

– Первый раз в жизни вижу таких людей… странных, – упрямо пробормотала Люба. – Что вы сами, что жена ваша.

– Какие твои годы, – сказал Павлуша и вдруг широко зевнул. – Погода, что ли, снова меняется? Спать хочется. А она ребенок в душе, вот и все. Вечный ребенок. Дурных фантазий слишком много. Но для женщин это простительно. Разве можно вас за это осуждать?

Неожиданно Павлуша с прищуром оглядел Любу с ног до головы.

– Необычное цветовое сочетание, – пробормотал он. – Что-то подарочное.

Люба затаила дыхание: хоть что-то до него стало доходить.

– Бывает такая блестящая целлофановая бумага, в которую цветы заворачивают. Вроде бы мусор, а смотрится необычно. Это можно будет использовать в какой-нибудь композиции.

Мусор? От обиды у Любы все слова застряли в горле. Он ведь даже приблизительно не догадывался, сколько стоит «целлофановая бумага», которую подарил ей Денис.

– А книжку какую читаешь? Русские народные сказки? – как ни в чем не бывало поинтересовался Павлуша, взял в руки книгу и начал неторопливо листать. – Люблю сказки, вот только оформление они халтурное делают. Нет, не постарались.

Он определенно все это время думал о чем-то другом. Но явно не о своей беглой жене и даже не о Любе. Книжные иллюстрации его интересовали гораздо больше.

– Ой, посмотри: волк в «Красной Шапочке» так же, как ты, лежит на кровати и притворяется, что он – бабушка! – вдруг весело, с детской непосредственностью, воскликнул Павлуша, показывая в книгу пальцем. – А у самого зубы торчат. Бабушка, бабушка, почему у тебя такие больше глазки?

– Перестаньте надо мной издеваться! – возмутилась Люба.

– Да я и не издеваюсь вовсе. Нет, про тебя другая сказка есть, – улыбнулся Павлуша, переворачивая страницу. – Где она здесь? Там, где заяц пустил лису сначала на порог, а потом она уже его избушку заняла, а самого на улицу взашей выгнала.

Люба вспыхнула. Это был уже не намек, а вызов к бою. Но она была не из тех, кто терпеливо сносит обиды.

– Непонятный вы все-таки человек, – сказала Люба, стараясь держаться как можно спокойнее. – Вас жена бросила, к другому ушла, а вы тут веселитесь, сказки рассказываете. Где же ваша гордость, а? Сейчас все мужчины – тряпки, хоть ноги вытирай. Смотреть на вас противно.

Впрочем, проговорив эту тираду, Люба и сама пришла в ужас. Вот тебе и объяснение в любви, вот тебе и лирическая встреча! Если бы полчаса назад, когда она кружилась на кухне, кто-нибудь сказал, что она будет изо всех «сил стараться уколоть Павлущу побольнее… С какой стати?

Разве ее кто-то просил влезать в чужую личную жизнь, в семейные отношения? Да они и знакомы-то с ним всего два дня или чуть больше. Если бы не он, где бы она сейчас толкала свои пламенные речи? Наверное, в Петровске, перед мамочкой и ее полковником!

– А ты и не смотри, – тяжело вздохнул Павлуша.

Втянув голову в плечи, Люба ждала, что сейчас он ей еще что-то скажет, выложит начистоту все, что о ней думает, и в общем-то вполне по заслугам.

Но Павлуша вдруг снова широко зевнул и сказал:

– Кошмар, как спать хочется, совсем ноги не держат. А ну-ка, подвинься, я прилягу. Чего разлеглась? В конце концов, у тебя теперь свой диван есть.

Не раздеваясь, он прямо в плаще лег на кровать и закрыл глаза.

Теперь они лежали рядом и были похожи на двух путников, которые проделали длинный путь и под конец совсем выбились из сил. При этом ни у кого не было никаких желаний и чувств, даже у Любы.

Такой «эротической сцены» она точно не видела ни в одном фильме: она лежала почти голая, он – спал рядом в плаще.

Трудно сказать, сколько времени они лежали рядом молча. Люба боялась лишний раз пошевелиться, чтобы ненароком не разбудить старого художника.

А про себя думала: наверное, именно так убого выглядит сбывшаяся мечта. То ли дело, когда она живет в фантазиях, в голове…

– Что ты можешь понимать? – наконец сказал Павлуша негромко, не открывая глаз. – Мы уже двадцать пять лет вместе. Думаешь, это шутка: двадцать пять лет совместной жизни? Глупая, глупая Сашка. Трясется сейчас где-то в поезде, наверняка не спит. С ее-то здоровьем. Ей в больницу нужно срочно на операцию ложиться, а она в свадебное путешествие отправилась.

«Ненормальная она у вас, вот и все. Ей не в Питер ехать надо было, а в психушке месяц-другой погостить. Всем бы вам найти себе местечко», – хотела сказать Люба, но сдержалась.

Он вдруг повернул голову, внимательно посмотрел на Любу и сказал негромко: