Замуж не напасть - Лариса Кондрашова Страница 22

— Обещают платить намного больше, чем в НИИ.

— Тогда, чего думать? — удивляется сын. — Конечно, переходи. Тебе вовсе неплохо сейчас приодеться, а знаешь, сколько сейчас стоит клевый прикид?

— Разве тебе самому он помешает?

— Я — мужчина, — говорит он. Для меня главное аккуратным быть!

Интересно, где это он набрался такой взрослой мудрости?

— Кстати, — продолжает Никита, — отец мне на осень клевую куртку купил. Его друг в Финляндию ездил, и он ему заказал!

В голосе сына слышится восхищение заботливым отцом, и Евгению это почему-то задевает. Правда, она не подает вида: разве сын не должен любить отца? Потому как бы между прочим говорит:

— Вот и хорошо. Тогда тебе ещё осенние ботинки купить, и ты одет обут!

Но Вера Александровна, видимо, слышит их разговор, потому что говорит в трубку.

— Обувь Никите я куплю. У меня знакомая в обувном работает, у них прямые поставки из Германии. Обещала подбросить отличные туфли. Пока эта обувь — самая лучшая!

Казалось бы, радуйся Евгения, от всех забот тебя освободили, но ей почему-то грустно: умри она сейчас никто ничего не потеряет. У матери рядом любимый внук. У Никиты — бабуля и отец. Официально, конечно, у него и мать и отец есть, но он в ней не особенно нуждается…

— Кажется, у вас, Лопухина, застой в крови! — ставит она себе диагноз. — Мозг неактивно обогащается кислородом, вот и лезет в голову всякая дурь! Сделайте-ка вы зарядку, да примите холодный душ! Успокаивает.

Уже закрывая дверь квартиры, она вспоминает, что вчера, за весь день ей впервые не позвонила Надя. И это в выходной, когда обычно они звонили друг другу по несколько раз!..

— Не ожидал от тебя Лопухина, не ожидал! — бушует главный архитектор. — Я понимаю, рыба ищет где глубже, а человек…

— Где рыба! — меланхолично подсказывает из-за соседнего кульмана мужчина техник.

— Молчи! — трагическим жестом театрального актера приказывает ему главный специалист.

Эту бурную реакцию вызвало робкое сообщение старшего специалиста Лопухиной о том, что ей предложили работу референта. Конечно, главный привык к ней — после окончания института это первое пи пока единственное место работы Евгении.

— что такое — референт? Мальчик… то есть, девочка на побегушках. С твоими способностями, Женя, продаваться частникам!

— Вы даже не представляете, как близок тот день, когда и наш проектный станет частным! — опять встревает в разговор техник. — Иди, Женя, раз зовут — фирма надежная! Валентин Дмитриевич — господин хваткий.

— Вот именно, хваткий! А там, где хватают, нет места творчеству!

— Ах, как творчески мы планируем на объектах унитазы и биде! — тихонько бурчит техник, все же опасаясь гнева главного. — Шарашмонтаж истинное название нашей конторы!

Евгения с сожалением понимает, что главный специалист, увы, безнадежно отстал от жизни, но пока он в государственном институте, никто его в должности не понизит и оклад не уменьшит. Он много лет громогласно презирает предпринимателей, по привычке называя их рвачами и хапугами, но в глубине души, наверное, понимает, что уж его-то никто на должность референта не позовет.

Между тем, архитектор Лопухина не может не видеть, что именно с приходом предпринимателей оживилась нечто неординарное и доставать из шкафов свои старые запыленные чертежи, которые в прежнее время не могла быть реализованными, а теперь то здесь, то там строятся здания всевозможных банков и фирм по этим казалось, навсегда забытым проектам…

Словом, в конце рабочего дня она созревает настолько, что звонит президенту фирмы.

— Валерий Дмитриевич уехал в банк. Что ему передать? — спрашивает секретарша.

— Передайте, что звонила архитектор Лопухина. Сказала: она согласна. Не забудете?

— Я записала: Лопухина согласна! — Бесстрастно говорит секретарша.

— До свидания, — бормочет Евгения, подавленная её снисходительно вежливым тоном.

Интересно, чем обуславливается такой тон? Высокой зарплатой, осознанием престижности фирмы или особым обучением на каких-нибудь специальных курсах?

Без двух минут восемнадцать сотрудники проектного института уже стоят на "стреме" с сумками и портфелями. Как бы не расхолаживала людей перестройка и безответственность, но они принесли с собой страх за свое будущее — потерять работу никому не хочется. Теперь у каждого ощущение, что ему дышат в затылок — на улице толпы безработных!

Так вот, без двух минут шесть вечера Лопухину зовут к телефону.

— Евгения Андреевна, я рад! — сообщает ей президент знакомой фирмы. — Когда вы сможете выйти к нам на работу?

— В следующий понедельник.

Она думала, что рассчитаться с родным институтом удастся гораздо быстрее, но ей поставили условие: закончить всю свою работу. Пусть скажет спасибо, что отпускают без двухнедельной отработки, как в былые добрые времена!

— Будим ждать! — тепло говорит Валентин Дмитриевич и посмеивается. — Хотите, проведу небольшой сеанс ясновидения? Сейчас все ваши коллеги стоят на старте в ожидании… впрочем, нет, уже побежали, услышав заветный бой курантов!

— Это так! — соглашается Евгения.

— А у нас вы станете забывать о времени! — хвастливо обещает президент.

Мы будем посмотреть! Так, кажется, говорил борон фон Врангель, по свидетельству пролетарского поэта Демьяна бедного. Скорее всего, он говорил по-русски лучше самого поэта, но тогда его образ не вызывал бы у других пролетариев ненависти и желания его бить.

Закончился рабочий день, а Надя так и не появилась. И Евгения не стала её искать. Друг проверяется в беде? Или в радости? Гордыня — грех! Надо бы пойти, повиниться, но в чем? Еще один штрих: раньше она бы извелась размолвка с близкой подругой. Побежала бы её искать, выяснять. А теперь? Что же это такое в ней проклевывается? Чувство собственного достоинства? Или самолюбования — вон я какая гордая?

Так и не сумев подобрать для себя подходящий ярлык, Евгения выходит из института и спускается по лестнице, весело размахивая сумкой. Чересчур весело. В то время, как в ней что-то с хрустом прорастает, даже кости трещат, хотелось бы иметь рядом кого — то близкого, кто бы объяснил: на бойся, Женечка, это болезнь роста. Вернее, прорастания, из безликой, покорной женщина обновленного, уверенного в себе существа. Потому, выше голову! Будет туман, прорвемся!

На остановки автобуса перед нею тормозят "жигули" и выглядывает лицо кавказкой национальности.

— Садись, дорогая, подвезу, куда скажешь!

— У меня нет денег! — отмахивается Евгения.

— Зачем такой красавице деньги? — изумляется кавказец. — Деньги есть у меня!

— Слушай, мужик! — кричат ему сзади. — Вперед подай, дорогу загородил!